Война и мир Ксении Паршуковой. История родившейся при Ленине дончанки

Ксения Филипповна сидит в кумачовом платье. У неё причёска и маникюр. А пахнет от ефрейтора Паршуковой свежей сдобой.

Светлана Ломакина, «АиФ-Ростов»: Вам правда сто лет? – спрашиваю.

Ксения Паршукова: Правда, я родилась 20 января 1920 года. Ещё при Ленине.

В свой вековой день рождения Ксения Филипповна танцевала вальс с офицером, который был моложе её на 75 лет. Военные ходят в дом Паршуковых ещё со времён прошлого президента. Каждый раз приглашали зенитчицу на танцы, а она отшучивалась: «Вот стукнет мне сто лет, пойду». Не обманула.

Ксеня с Урала

Напрашиваясь к Ксении Филипповне в Волгодонск, я надеялась на большой обстоятельный рассказ о женщине на войне. Потому что биография у ефрейтора Колесниковой (это девичья фамилия Ксении Паршуковой) достойна романа: ушла на фронт добровольцем, воевала на 1-м Белорусском. Участвовала в боях за Гродно, освобождала узников концлагеря Освенцим и Варшаву. В составе 8-й гвардейской армии штурмовала Берлин и брала Рейхстаг. В мае 1945 года зенитный пулемётчик Ксения Паршукова вместе с боевыми подругами оставила на стенах цитадели фашистов надпись: «И мы, девушки, были здесь. Слава Советскому воину! Маша из Казани, Ксеня с Урала, Вера из Москвы».

Но для романа о войне и мире нужны детали, а Ксения Филипповна о страшном никогда не рассказывала. При слове «Освенцим» всегда мрачнела: «Даже не спрашивайте, дай вам Бог никогда этого не знать». И всё. Точка.

– Только когда маме было 86 лет и она начала вспоминать детство, мы её уговорили записать некоторые моменты. Они, наверное, не имеют какой-то исторической ценности, но для нашей семьи это настоящее сокровище, – говорит старшая дочь зенитчицы Людмила.

Добавить что-то к записям Ксении Филипповны сегодня уже сложно. Для своего возраста она прекрасно себя чувствует, поёт, прогуливается с детьми и посещает городские мероприятия. Но память всё чаще относит её назад – вспоминается детство, деревенские луга, гуси, игры и маленькие истории.

Поэтому разговор у нас идёт в основном с детьми Ксении Филипповны – 72-летней Людмилой и 70-летним Анатолием. Оба выглядят лет на десять, а то и двадцать моложе своего возраста. Генетика.

– У мамы была очень большая семья – 23 человека, жили они на Урале, все непьющие, работящие, поэтому и зажиточные. После революции их, конечно, раскулачили, а потом разделили мужчин и женщин и сослали в Сибирь. Мужчин на лесоповал, где большинство вскоре умерли, а женщин поселили в бараках. В маминых воспоминаниях есть эпизод, в котором её беременная тётя рожает на пеньке в лесу – такие были условия. Мама с братом, совсем маленькие тогда, скитались и просили милостыню, – рассказывает Людмила. – Пережив это, она всегда подавала милостыню всем, кто просил. Помню, мне лет шесть было, голодные послевоенные годы. У нас на улице жил юродивый парень. Дети его дразнили, а мама всегда защищала, приводила к нам домой, кормила, давала что-то с собой.

– Мама воспитала в нас человечность, – добавляет Анатолий. – У неё сейчас четверо детей, девять внуков и шестнадцать правнуков. Также близко общаемся мы с двоюродными и троюродными родственниками, это примерно сто человек. А не близко ещё со столькими же – семейное древо у нас будет побольше, чем у Пушкина (смеётся).

Когда любовь – жертва

Когда пришла война, Ксения Филипповна работала учительницей в школе, получила разнарядку на курсы шоферов. Оттуда в начале 1944 года её отправили в зенитно-пулемётную роту. Из воспоминаний остались только два: как однажды пуля попала ей в каблук сапога и как врачи говорили, что от того, что таскала на себе тяжести и лежала в сырых окопах, детей у Ксении Филипповны не будет. Ошиблись.

– Ксения Филипповна, что такое любовь?

– Это жертва. Если ты в состоянии пожертвовать собой ради другого человека, значит любишь его, по-другому никак. Я любила мужа, люблю детей, страну, родину, всех. Когда любишь, легче жить.

Хотя лёгкой жизнь её совсем не была: после войны – большая семья, работа секретарём в сельсовете, в библиотеке, в школе, в паспортном столе, была депутатом нескольких созывов, даже на пенсии техничкой подрабатывала.

– И всегда у мамы были кипенно белые простыни, хотя стирала в пруду. А ещё каждые выходные она ставила тесто и пекла булочки. До 98 лет сама готовила, теперь уже всё делаю я, – говорит Людмила. – Но мама сидит рядом, проверяет

– Характер у неё сильный?

– Сильный, но не авторитарный, – вступает Анатолий. – Мама хороший организатор. Её любимая пословица: делайте, как хотите, но так, как я сказала. Она всегда старалась, чтобы мы дружили. Поэтому и живём все рядом, а мама – душа нашей семьи. Раньше, если какие-то трудности или просто поговорить – сразу к ней.

В 80-х семья перебралась с Урала в Волгодонск – здесь на атомной станции работал Анатолий, потом сила притяжения перетащила в город атомщиков остальных родных. Трудные 90-е переживали вместе. Ходили друг к другу на обеды: у одних – гречка, у других – помидоры, у треть­их – рыба из Цимлы. Выжили.

19 сентября 1999 года, когда в Волгодонске случился теракт, в котором пострадали больше трёх тысяч человек, Ксении Филипповне было 79 лет.

– Мы живём рядом с местом, где взорвался грузовик, – рассказывает Людмила. – Мамин дом в ста метрах, мой – напротив. У нас выбило окна, цветы в горшках с подоконника влетели в стену – такая была взрывная волна. Но мы остались живы, потому что в тот день племянник пригласил нас в гости и мы почему-то там остались, хотя спали на матрасах. Взрыв случился в пять утра, к девяти гудел весь город. Район наш было не узнать, стёкла выбиты в нескольких кварталах, люди совершенно очумевшие от случившегося. Мама тогда очень переживала: войну прошла, а тут такая трагедия в мирное время.

– Как она оценивает сегодняшнее время? Она же помнит времена Сталина и Хрущева.

– У мамы репрессировали всю семью, но на Берлин она шла с лозунгом: «За Родину, за Сталина». При этом никогда никого не осуждала и разговоров о политике старалась избегать, – отвечает Анатолий.

– Как сегодня строится день Ксении Филипповны?

– В зависимости от погоды и самочувствия. Она же у нас прооперированная, 50 лет назад у неё был рак, – говорит Людмила. – Да, полвека уже прошло. Она поехала к родственникам на Урал, по дороге ей стало плохо. Думали, что паховая грыжа, потому что во время войны таскала ящики со снарядами. Пошла к врачу, а её срочно в операционную. Тогда ещё о раке много не говорили, поэтому страшных мыслей у нас не было. И мама не раскисала: надо было работать, растить детей, нам помогала с внуками. И сегодня она вполне крепкая.

– И читает без очков, – поднимает палец вверх Анатолий. – Собирает песенник. Просит, чтобы ей по интернету включили концерты. Лещенко любит. Если песня какая-то понравилась, мы ей распечатываем текст, она учит и поёт. Мы всегда рядом – живём с ней по очереди. Поэтому ей никогда не бывает скучно.

«Я бы ещё пожила»

Пока длится наш разговор, Ксения Филипповна успевает выпить чай, сходить в комнату прикорнуть и вернуться.

– У вас очень красивое платье, сколько ему лет?

– Не помню уже, но много. Я с молодости ни худею, ни толстею, всё в одной поре, а платье это моё любимое, поэтому и ношу.

Мемориальную доску в память о ветеране ВОВ установят в Ростове Подробнее

– Сын говорит, что у вас есть военная форма, он вам её сшил десять лет назад и вы в 95 лет ещё ездили к себе на Урал на 9 Мая?

– Было такое. И не только мне сын форму сшил, все дети и внуки надели гимнастёрки. Когда мы идём на День Победы, получается целый полк. Я так и хотела, чтобы семья была большая и дружная. У меня в детстве такой не было, жизнь нас разлучила, зато во взрослом возрасте я смогла всех сохранить и собрать рядом.

– Ксения Филипповна, мне даже представить сложно, что можно пережить за сто лет.

– А и не представляйте. Много можно, но я бы ещё пожила. Мне нравится.

– Мама так долго живёт, потому что она нам нужна, наверное, в этом и есть секрет её долголетия, – Людмила подливает маме чай и расстилает у неё на коленях салфетку. – Мамочка, мы тебя любим, живи долго, наша красивая.

– И я вас люблю, мои дорогие, – Ксения Филипповна смеётся сквозь слёзы. Люда, Толик и я тоже прячем глаза. Чтобы убежать от слезливого и щемящего, я прощаюсь и ухожу.

В подъезде загадываю только одно – не встретить по дороге ни одного несчастного старика. И на этот раз мне это удаётся.