Сын легендарной белорусской балерины Алевтины Корзенковой, ведущий артист театра балета Государственного Кремлёвского дворца, объездивший с гастролями полмира... У него было всё: блестящая карьера, признание публики, любимая жена, ребёнок.
Но спустя несколько лет Олег Корзенков лишился всего и оказался на самом дне жизни – в ростовской ночлежке для бродяг, откуда, казалось, нет пути назад...
Олег Корзенков. Родился 15 марта 1967 года в Минске. В 1985г. Окончил Белорусское государственное хореографическое училище. Ещё учащимся был зачислен в труппу балета Государственного академического Большого театра Республики Беларусь.
В 1990 году стал Заслуженным артистом БССР. В 1995 году Указом Президента РФ был удостоен звания Заслуженного артиста РФ. В 2000 году правительством области награждён дипломом «Человек года» в номинации «Театральная деятельность».
Алтарь искусства
Юлия Панфиловская, «АиФ-Ростов»: Олег Александрович, вы переехали в Ростов из Москвы. Тяжело было менять столичную сцену на донскую?
Олег Корзенков: Нет. Век танцора, как известно, короткий, поэтому я сознательно готовился к работе балетмейстера и педагога-репетитора. Предложение создать в Ростове балет было своего рода вызовом, мне стало интересно, можно ли с нуля создать труппу, заинтересовать неискушённую публику, подтянуть её до приличного уровня. О том, что нужно вовремя покидать сцену, меня предупреждала мама. Она была примой Большого театра БССР, её портрет даже изображён на белорусской 100-рублёвой купюре, но и она ушла в педагоги довольно рано. Я помню, как руководство театра уговаривало её ещё потанцевать, на что мама отвечала, что лучше её будут просить остаться на сцене, чем через пару лет попросят со сцены. Позже я попал к ней в ученики, и она была самой беспощадной из всех моих педагогов. Мама вообще была очень требовательным человеком. Ещё девочкой она пережила блокаду и, несмотря на проблемы со здоровьем, закончила знаменитое училище Вагановой. Всю жизнь она была одержима страхом голода, который испытала в детстве, и всю жизнь из-за профессии заставляла себя мало есть. И эти лишения, на которые она шла добровольно, касались всего.
- Всё на алтарь искусства?
- Да. Но я не могу сказать, что это неправильно. Я сам довольно рано понял, что если хочешь добиться успеха в творчестве, то должен выжимать из себя последние соки, потому что только на пределе твоих возможностей рождается нечто, что заставляет публику тебе верить. Благодаря этому в 23 года я уже получил звание Заслуженного артиста БССР, после чего мне сделали предложение знаменитые Екатерина Максимова и Владимир Васильев, позвав работать в Кремлёвский балет. Так я переехал в Москву, где более десяти лет исполнял главные роли в спектаклях, объездил с гастролями полмира. Два года работал приглашённым солистом в Национальном театре оперы и балета Македонии. Конечно, мир закулисья полон интриг. Было такое, что и балетные туфли к полу прибивали гвоздями, и битое стекло в них подсыпали. Однажды вообще кто-то костюм натёр разогревающей жгучей мазью перед выступлением. Но всё это такие мелочи по сравнению с той пакостью, что позже уготовила судьба.
Падение после взлёта
- Вы про историю с потерей паспорта?
- Не только. У меня вообще после сорока началась затяжная чёрная полоса. Будто фортуна сыпала счастье пригоршнями, а потом вдруг предъявила счёт. Сначала ушёл из жизни отец, вслед за ним умерла мама. Потом ушла жена. Она тоже балерина, переехала со мной из Москвы в Ростов, но после развода уехала в столицу, запретив видеться с дочкой. Вдобавок ко всему выяснилось, что мне, как гражданину Беларуси, был незаконно выдан российский паспорт. В милиции документы забрали, не дав даже временного удостоверения личности. В это время в театр нагрянула проверка. Получалось, что место худрука занимает непонятно кто. Контракт со мной разорвали, и мне пришлось съехать со служебной квартиры. За короткий период я оказался бомжом...
- Но неужели ничего нельзя было сделать?
- Вначале я даже не придал такой, казалось бы, ерунде, как бракованный документ, значение. Я больше десяти лет официально работал и жил в России, мне автоматом должны были дать гражданство и восстановить документы. Но с каждым разом разговор с чиновниками выходил всё более путаным. По тем бумагам, которые мне присылали, выходило, что гражданство, полученное мной в Московской области, где я был прописан, было выдано другому человеку, а не мне, хотя у меня на руках имелась соответствующая справка из столичной милиции. Я писал жалобы во все инстанции и отовсюду получал отписки. А в это время театр уезжал то на одни, то на другие гастроли без меня. Выехать без документов-то я не мог, как и не мог оформить пенсию. Всё это так выматывало, что я сам не заметил, как оказался без документов, без крыши над головой, без семьи да ещё и с кучей болячек. Дали о себе знать балетные травмы.
- Так Вы оказались в ростовской ночлежке?
- Да. Мне просто было некуда идти, негде было ночевать. Напрашиваться к коллегам в гости с ночёвкой я не мог, да и кому я был нужен, обнищавший, больной? Кто-то посоветовал сходить в ночлежку, чтобы не замёрзнуть на улице. Я и пошёл. Мне приходилось спать на койке в комнате с четырьмя такими же, как я, бездомными. Когда я рассказывал им, что ещё полгода назад жил в служебной трёшке на Театралке, а на мои премьеры приходили сильные мира сего, они смеялись надо мной, будто я сошёл с ума. Я и сам порой чувствовал себя так, будто прошлое было лишь моей выдумкой. Нельзя сказать, что я совсем опустился. Всё это время я пытался работать, был санитаром, мёл улицы, возил тележки в супермаркете, но это было нелегально, зачастую мне платили меньше, чем обещали, а то и вовсе оставляли без копейки. Иногда были минуты, когда на заработанные деньги я покупал букеты цветов и шёл на премьеры своих учеников. Но это было нечасто, так как потом мне приходилось неделю сидеть без хлеба. Я и сам не заметил, как с начала всей этой истории прошло семь лет.
Невидимые люди
- Семь лет Вы были отрезаны от нормальной жизни! Почему же Ваши ученики, Ваши поклонники не протянули Вам руку помощи, когда Вы так в ней нуждались?
- Я бы не сказал, что я жил ненормальной жизнью, просто эта жизнь была совсем другой. Может, это был урок судьбы. Когда-то я жил в роскоши, занимаясь исключительно творчеством, а потом пришлось решать самые насущные вопросы: что съесть и где укрыться. Возможно, окрылённый успехами, я перестал замечать людей вне своего круга, а тут меня ткнули носом в то, что есть другая реальность, где любой может оказаться на обочине с протянутой рукой. В нашей ночлежке была такая хорошая традиция - проводить в парке Горького концерт «Невидимые люди», когда все желающие могли как-то помочь бездомным. Однажды меня попросили раздать рекламку прохожим, чтобы они пришли на этот концерт. Раздавая буклеты, я вдруг увидел своих ребят из театра. Мог я раньше представить себя в такой ситуации? А в тот момент я уже не чувствовал себя лучше или хуже их, вся эта шелуха - какая-то гордыня, важность, самолюбие - они исчезли. Мы нормально пообщались. У Бродского есть хорошая цитата: «Море внешне безжизненно, но оно полно чудовищной жизни, которую не дано постичь, пока не пойдёшь на дно». Я только сейчас стал её понимать. И потом, именно мои друзья помогли мне, в конце концов, восстановить документы, сейчас меня снова позвали в театр, где я благодаря руководству нашёл и временную крышу над головой.
Дай Бог, чтобы надолго...
Тайна долгой юности актрисы: играть, чтобы верили дети 
Остров Веры. Сельский врач о жизни русского хутора 
Смех сквозь слёзы сопровождает жизнь цирковой артистки 
Ростовская актриса повторила судьбу Золушки 
Билет домой для балерины. Когда неудачи становятся ступеньками к счастью