— Я был бы рад, если б нашёлся вариант, при котором я мог бы несколько месяцев в году работать в России. Тянет домой… — выдохнул авторитетный физик-теоретик Геннадий ШИТОВ, 17 лет живущий и работающий на Западе.
В середине сентября мы обсудили положение нынешней донской науки, её беды с главой НИИ физики ЮФУ Владимиром Корчагиным. Он, напомним, 8 лет продвигал науку в одном из авторитетнейших вузов США — Йельском университете. Тем не менее 2 года назад он вернулся в Ростов.
Своими соображениями о том, как же поднимать нашу науку, с «АиФ на Дону» поделился и Шитов. Этой осенью он ненадолго приезжал в Ростов. Выступил с докладом в родном НИИ физики, где до отъезда работал 8 лет… Он и в ходе этого интервью, говоря о НИИ или об университете, произносил «наш».
— Это я оговариваюсь по старинке (усмехается). Я окончил физфак Ростовского университета в 1985 году, меня взяли в НИИ младшим научным сотрудником. Защитил кандидатскую. Уехал я в 93-м. Хотя наукой начал заниматься, ещё учась на 1-м курсе, на 3-м меня перебросили в НИИ. Сейчас уже немногие помнят: здесь был студенческий НИИ физики, было СНО — студенческое научное общество! Студентов привлекали к хоздоговорам, подкидывали какие-то деньги… Безумно жаль, что обе эти организации студенческой науки распались.
Зарплата профессора как у кассира
— Геннадий Юрьевич, ещё когда мы договаривались об интервью, вы пояснили: в 93-м уехали, так как в НИИ по полгода не платили зарплаты…
— Тогда вся система науки разваливалась со страшной силой. К слову, то, что наши научные сотрудники уехали за рубеж, мне кажется, ещё не худший вариант. Как минимум они остались в профессии. Я не так давно встречался с однокурсниками. Оказалось, в науке остались я да ещё один человек… Остальные подались кто куда — в торговлю, бизнес, работу в сотовой связи.
— Вы периодически приезжаете в Ростов, навещаете маму, заходите в НИИ. Положение в донской науке за это время изменилось?
— То, что происходит в НИИ сейчас, пока просто ожидание, что дело сдвинется с места. Вы же видите, в каком состоянии здание? (Мы беседовали в НИИ физики. — Авт.) За исключением нескольких лабораторий ремонт делался, когда я ещё был студентом. Здание надо привести в порядок. Но на это, как я понял, денег нет. Зарплата профессора сопоставима с зарплатой кассира в супермаркете. В том числе и из-за отсутствия достойного заработка в науке мало молодёжи. Мне 47 лет. Сейчас в НИИ осталось главным образом поколение моих учителей. Им 60 и больше. Пройдёт 5 — 10 лет, кто же здесь будет работать?
Да, в НИИ ещё есть хорошие профессора старой закалки. Есть много способных ребят-аспирантов, но их надо как-то поддержать.
— Другими словами, спасение в более весомом финансировании, о чём наша наука пока может только мечтать. Однако в телефонной беседе вы обронили: одних денежных вливаний мало.
— Кто бы спорил, что деньги науке нужны. Нужно больше научных грантов. И в этом отношении подвижка есть. Буквально этим летом принимались заявки на 80 очень крупных научных грантов Правительства РФ. Теперь руководителями проектов могут быть и зарубежные учёные. Главное, чтобы в России был университет или научный центр, который взялся бы за совместную работу в рамках проекта. Я знаю об этом ещё и потому, что несколько моих знакомых — наших, работающих на Западе, подали заявки на эти гранты. Результаты будут известны в ноябре.
Но 80 грантов на всю Россию мало! Да и нельзя обманываться: чтобы поднять науку, нужно не просто вливание денег. Проработав 2 года в Германии, я увидел, как блестяще немцы провели «перезагрузку» науки бывшей ГДР. Многие научные центры они создавали с нуля, но оговаривалось: здесь мы будем развивать только такие, здесь — такие, определённые области физики. Сотрудников набирали на конкурсной основе, была жесточайшая конкуренция. Но зато отобранным дали деньги и возможности, с которыми можно по-настоящему заниматься наукой.
Жизнь всё равно поставит вопрос: сколько вообще физиков надо Ростову? Скольких мы — страна, регион, НИИ можем потянуть? Сейчас, образно выражаясь, деньги в донской науке размазаны тонким слоем на всех, каждому дали, скажем, по 100 рублей… Все сидят и ждут конца света. Может, целесообразнее не тянуть всю махину НИИ, а сократить штаты? Держать не тысячу физиков, а несколько сотен? Зато этим сотням обеспечить необходимое финансирование. Но и уровень требований к ним повысить.
Цена успеха
— Вы упомянули, что доход профессора на Дону незавиден. Какой же он на Западе? Тем более, что несколько лет назад вы получили должность постоянного профессора в одном из канадских университетов.
— Зарплата профессора начинается от 70 тыс. долларов в год (175 тыс. рублей в месяц. — Авт.). Она растёт по мере выслуги лет и прочих факторов, к концу карьеры это 140 — 150 тыс. долларов.
— За 17 лет жизни за рубежом вы работали в 6 университетах — в Канаде, США, Германии, выучили 2 иностранных языка. И говорите, что такой послужной список — обычное дело для научного работника на Западе.
— Такова тамошняя система. «Постдок» — кандидат наук заключает контракт с университетом или научным центром на год-два. Грант кончился, ищи себе новое место. Считается, что это хорошо: человек приобщается к разным научным школам. Но для человека это, безусловно, стресс. Мотаться из университета в университет, из страны в страну, чтобы получить место постоянного профессора, надо не меньше 6 лет.
— Раз вы скучаете по России… от возвращения удерживают те беды науки, о которых уже сказали?
— Не только. У меня есть личные мотивы. В Канаде у меня двое детей, 7 и 9 лет. Вообще же примерно половина наших «там» очень внимательно следят за тем, как меняется положение науки в России. Если процесс пойдёт, многие приезжали бы, как минимум, на какой-то период в году.
— Потому что стать своими людьми на Западе им не удалось?
— Во всех нас глубоко заложена некая культурная матрица. Если вы говорите по-английски, это ещё не значит, что вы англичанин. Больше того. Мой близкий друг, серьёзный учёный, живущий в США, жалуется. Мол, если месяц-два в году не проведёт в Москве (он москвич), у него начинается творческий застой, депрессия.
Есть и примеры возвращений. Это и Владимир Иванович Корчагин, о котором вы писали. Мой друг, питерец, работал в Канаде, а недавно уехал, работает в одном из институтов в Питере. Денег зарабатывает меньше, но в целом доволен. Хотя примеры обратного тоже есть. Другой мой знакомый много лет проработал на Западе, говорил: «Тоска, хочу домой». В конце концов с женой и ребёнком переехал в Подмосковье, начал работать в одном НИИ. Но финансовая ситуация его придавила. Зарплата была порядка 200 долларов в месяц. А из США его тем временем звали назад, предлагали всё большую зарплату. Через полгода он с семьёй опять уехал в Америку.
Отчего мне тоскливо в Канаде? Это тяжело объяснить. В России ты общаешься с людьми на одной волне. Ты начал цитату, они подхватят. Другая мелочь (улыбается): в Ростове женщины красиво одеваются. В Канаде могут выйти на улицу в растянутых, обвисших брюках, больше напоминающих пижаму «прощай, молодость». Вроде ерунда, но таких нюансов тьма.
Загадочная Вселенная
— За границей многим нашим учёным создали завидные условия. Позволило ли это им, в свою очередь, сделать значимые работы, открытия?
— Знаете, я могу называть целый ряд очень важных и серьёзных результатов, которых наши добились там. Это и создание такого материала, как графен, которое может получить Нобелевскую премию. (Шитов как в воду глядел. Буквально через несколько дней после нашего разговора стало известно о присуждении премии россиянам А. Гейму и К. Новосёлову. — Авт.). Может претендовать на Нобелевскую премию и известный астрофизик, сейчас работающий в американском Стэнфорде, — Андрей Линде. В крупном международном проекте по изучению ускорения Вселенной тоже несколько наших!
— Не так давно вы увлеклись ещё и астрофизикой, пишете научные работы, выступаете с докладами…
— Меня впечатлили данные, полученные в последнее время астрофизиками! Выяснилось, что мы очень мало знаем о Вселенной. Представьте, что её можно положить на весы, и она весит килограмм. Так вот, из килограмма нам понятны… 40 граммов. А об остальном мы знаем, что оно есть (это показывают «весы»), но что это — вопрос: главным образом Вселенная состоит из невидимой и неизученной «тёмной энергии» и из не менее загадочной «тёмной материи». Но есть основания надеяться, что в ближайшие годы завесу тайны мы сможем приподнять.
Владимир Корчагин: «Престиж науки у нас утерян…» 
Дорога в один конец. Почему не удаётся найти жизни вне Земли