У него занимаются уже внуки первых учеников
Его ученики занимают первые места в конкурсах хореографии, танцуют в лучших коллективах России, открывают свои школы танцевального искусства.
А семидесятипятилетний учитель танцев Анатолий Изотов всё так же живёт в маленьком Усть-Донецке, танцует и мечтает вырастить нового Цискаридзе...
Поселковые балы
- В молодости, когда я служил на подводной лодке, цыганка нагадала, что я должен погибнуть. Я ей поверил - каждый раз, уходя в море, думал, что больше не вернусь, поэтому старался брать от жизни по максимуму: записался в танцевальную группу подлодки, участвовал во всех мероприятиях. Гадание не сбылось, но жить в зажигательном ритме латино вошло в привычку, - улыбается хореограф. - И менять её уже поздно... А сразу после армии я начал учиться профессионально танцевать.
Семьдесят пять Анатолию Вениаминовичу никак не дашь: гордая осанка, летящая походка, игривый взгляд. На него до сих пор заглядываются женщины. Он с видимым удовольствием оказывает им знаки внимания, но дальше танцев у первого кавалера глубинки дело не заходит.
- Поклонницы у меня были всегда. Некоторые даже в глаза жене говорили: "Толя не может быть только твоим, он наш, общий". Но жена была мудрой женщиной. И вела себя очень достойно. Недавно она умерла, и я не думаю, что мог бы найти ей замену. Да и не хочется. Ведь я человек искусства. И характер у меня непростой, - прищурился Изотов.
О его характере в Усть-Донецке ходят легенды. В семидесятых, когда Анатолия Вениаминовича пригласили руководить местным ДК, он установил чёткие правила: пьяных, неряшливо одетых и хамов на танцы не пускать. "Дом культуры на селе для того, чтобы развивать культуру, - настаивал Изотов, - а если человек не хочет развиваться - вон из клуба!" Одним новые правила не понравились (хореографа вызывали в райком, делали строгие внушения о том, что не пускает культуру в массы), а другим необычные вечера танцев пришлись по душе: девушки шили бальные платья, мужчины покупали костюмы и учили правила этикета. Спустя несколько лет Усть-Донецк был едва ли не самым продвинутым в области - полторы тысячи талантливых танцоров на небольшой посёлок. И так было вплоть до постперестроечных девяностых. Потом людей захлестнули проблемы, ДК опустел, денег на культуру не выделялось. Но Изотов мог не получать зарплату, работать в неотапливаемом помещении, шить ученикам танцевальные костюмы на собственные сбережения, не мог он только одного - не танцевать...
Советское обезболивающее
- Наверное, моё трепетное отношение к этому виду искусства родом из детства, - рассказывает хореограф. - Мы жили в Чертково, на оккупированной немцами территории, и нам вместе с сёстрами часто приходилось прятаться от фашистов в вагонах с углем. Мы зарывались с головой и сидели там сутками - грязно, голодно, нечем дышать... И вокруг всё было серое и безрадостное. А сразу после войны я попал в школу танцев. Мальчики в белых накрахмаленных рубашках приглашали на вальс девочек в скромных, но красивых платьицах. Я смотрел на них затаив дыхание. Ведь для меня это был не просто танец, а откровение: я увидел другую сторону жизни - утончённую, романтичную. С тех пор по-другому танец я себе не представляю - никакой грубости. Только красота...
К этой красоте Анатолий Изотов шёл десятки лет: "повышал квалификацию" у лучших педагогов СССР, сутками проводил в репетиционном зале, придумывал новые танцы, потом в свой коллектив собирал талантливую молодёжь со всей округи.
И добился-таки своего: в советские времена ансамбль из донской глубинки был одним из лучших самодеятельных коллективов страны. Изотов вместе со своими воспитанниками объездил полмира - одинна.дцать раз они были лауреатами международных конкурсов.
- Самыми яркими из гастролей, наверное, было выступление в Японии. Накануне вылета я сильно поранил ногу. Лечить её времени не было, поэтому всю дорогу в Токио я мучился от боли, думал, что на сцену выйти не хватит сил. Но когда сошёл с трапа самолёта и увидел толпу японцев с цветами, то решил: выйду на сцену, чего бы мне это ни стоило. И вышел. Ведь я понимал, что за мной стоит целая страна. Это было сильнее, чем обезболивающее...
Завтра будет поздно
Сегодня за Изотовым уже никто не стоит и танцует на публике он очень редко. Несколько раз порывался написать заявление об уходе, но родители его новых учеников уговаривали остаться: ведь не будет Изотова, не будет в Усть-Донецке танцев. А если и будут, то преподавателя такого уровня в провинциальном городишке вряд ли ещё найдёшь.
Поэтому каждое утро Анатолий Вениаминович надевает брюки со стрелочками, свежую накрахмаленную рубашку, берёт подмышку толстую папку со сценариями танцев (их он придумывает до сих пор) и отправляется к своим воспитанникам.
- Я вырастил три поколения танцоров. Один мой ученик танцевал у Надежды Кадышевой, другой сейчас в ансамбле стратегических войск в Москве, третий - в ансамбле донских казаков, несколько учеников открыли свои школы в разных городах России. У моей сестры студия в Питере, моя дочь - хореограф, внучка выбрала ту же дорогу, - рассказывает Изотов. - Всех ребят, которые связали свою жизнь с этим искусством, и не перечислишь... Многие пишут мне тёплые письма, и я, когда читаю их, по-стариковски не могу сдержать слёз. Но все эти письма уже от взрослых состоявшихся людей. Меня же беспокоит нынешнее поколение. Дети стали другими. Они не видят вокруг прекрасного, не слышат музыку природы, у них беднее воображение. Но страшно не только это. Я хожу по улицам и вижу матерящихся девочек с сигаретами, пьяных в стельку подростков. И взрослые проходят мимо: видимо, для них это уже норма... Знаете, иногда меня упрекают, что я на своих занятиях много времени трачу на беседы с детьми: мы разбираем житейские ситуации, учимся понимать, где добро и где зло. Какое отношение это имеет к танцам? Это имеет отношение к их будущей жизни, а значит, и к танцам. И делать это важно сегодня, потому что завтра уже будет поздно...
Светлана Ломакина. Фото автора