Есть под Азовом казачий хутор Узяк. Ещё с петровских времён славился он и донской осетриной, и охотничьими угодьями, нынче же остались только легенды.
Год назад обрушился старый мост, связующий два берега Узяка. Новый поставили только нынешней зимой. Но всё меньше ходят по нему хуторяне, всё тише проводят тёплые вечера.
Лучше, чем в Венеции...
- День добрый! - машет рукой пожилой селянин. - На свежий воздух приехали? К нам часто приезжают. Даже Сенкевич в семьдесят шестом гостевал. Места, говорил, у нас тут богатые, красивые, лучше, чем в Венеции. Вон старожил наш вам всё расскажет, - указал он на соседнее подворье.
Семидесятилетний Александр Григорьевич Нестеренко хлопотал по хозяйству.
- Как живём? Выживаем. Или отживаем. До 90-го года, конечно, жили как в раю. 180 дворов рыбалили. А теперь, стыдно сказать, лещей покупаем. На рынке - 20 рублей, а поймаешь - пятьсот рублёв штрафу! Да и рыба к нам уже не ходит. Какая тут уха?! А с фруктой вообще горе! Вот у меня 5 - 7 тонн яблок вызревает за лето. На базар вести невыгодно, транспорту нет, всё пропадает - даже отдать некому.
С транспортом в хуторе Узяк действительно плохо. По разбитым дорогам никого не заставишь ехать - осталась одна маршрутка, да и та раз в сутки. Магазин в начале 90-х закрыли. Хлеб привозят дважды в неделю: успел - взял, не успел - пеки лепёшки. Рассказы о фельдшерском пункте, клубе и школе, на месте которой заросшие бурьяном руины, тоже уже напоминают легенды.
Молоко чужого глаза не любит
Доживают старые хуторяне за счёт своих хозяйств. Запасаются провизией на месяц-другой, косят сено да готовят сузьму (донской сыр).
- Пойдёмте во двор, - приглашает Александр Нестеренко, - сейчас жена молоко добьёт, и побалакаем миром.
Во дворе шумит сепаратор. Шустрая жена Григорьича Валентина выбегает к нам, вытирая на ходу белёсые от молока руки.
- Нет, нет, не проходите! Нельзя туда! - останавливает нас и тут же извиняется: - Вы только не серчайте: молоко чужого глаза не любит. Вот добью, тогда пожалуйте. Отдавая дань древнему поверью, мы присели на лавочку и с удивлением слушали рассказы старого казака о минувшем укладе этих живописных мест.
"Без хлеба могли остаться, а кофе - закон"
После войны до самой перестройки в донской Венеции была одна неприкосновенная традиция. С двенадцати до двух часов дня над Узяком плыл горьковатый запах крепкого зернового кофе. Чужеземный напиток покупали мешками. "Без хлеба могли остаться, а кофе - закон", - подтверждают Нестеренко. Местные жители ходили друг к другу в гости, обсуждали новости, толковали о житье-бытье. За этими кофепитиями по два десятка чашек любимого напитка уходило, а с ними - и все послевоенные трудности.
- Сейчас телевизиры, болячки стариковские - традицию держать некому. А молодые... Дочка наша в городе живёт, да и другие туда уехали, - сетует Григорьич, - к нам теперь только дачники едут?!
Батюшка Узяк и поит, и моет
Пока мы разговаривали, на берегу реки статная казачка полоскала бельё. От энергичных движений сильных рук на солнце серебрились брызги.
- Нас батюшка Узяк и поит, и моет, - пояснила Валентина, - речную воду пьём всю жизнь. Привозят тут, конечно, и городскую, но в ней же столько химии всякой! Как вы ещё живы от такого питья?!
Я смотрю в светлые глаза донских старожилов и начинаю верить в целебную силу некогда царской реки.
- Приезжайте чаще, - приглашают Нестеренко, - через несколько лет здесь от казаков и духу не останется. А может, и от хутора тоже. Так что приезжайте в гости, пока мы живы. Может, ещё на кофепитие стариков соберём... В последний раз...
Танго одинокого отца. Как пережить семейную драму 
Новая любовь спасла от смерти Александра Васильева 
В вымершем донском хуторе живут только двое стариков 
«Мы жили в землянке». О Ростове вспоминает знаменитая Зинаида Шарко