Толстовки и кокошники. Мастерица из Шахт одевает всю Россию

Перед чемпионатом мира по футболу 2018 года Людмила Яровая делала кокошники. Во время пандемии – маски и халаты. А сейчас закупила тёплую ткань и шьёт толстовки для наших военных. Но теперь это не госзаказ, а личная помощь солдатам на фронте.

Корреспондент rostov.aif.ru съездила в Шахты и посмотрела, как работается мастерице в эти непростые времена.

– У нас знакомые вернулись из-под Донецка, рассказали, в чём там ребята нуждаются. И я подумала: передам толстовки. Сшили первую модель, мужчины надели и указали мне на недостатки – неудобно, когда ворот глухой. Мы вшили змейку, – объясняет Людмила Николаевна. – А потом я добавила и флаг – теперь толстовки выглядят как военные, за обычные их уже не выдашь и в магазине не продашь. Я пока с этим не сталкивалась, но из опыта знаю, в жизни бывает всякое.

А-ля рюс остался в России

Имя Людмилы Яровой облетело ростовские паблики во время ЧМ-2018 – в кокошниках шахтинской мастерицы сидели среди болельщиков ставшие мемом «три толстяка». Но народным костюмом Людмила Николаевна начала заниматься ещё в 1995 году. А к середине нулевых её компания «Маскарадный бум» уже имела базу постоянных заказчиков. Среди них ансамбль «Русская песня» Надежды Бабкиной, детские коллективы «Непоседы», «Любавушка» и многие другие.

– Мы можем сшить всё что угодно, – рассказывает Людмила Николаевна. – Помню, как позвонил мужчина. У него вот-вот должен был родиться сын, и сразу после рождения они хотели устроить фотосессию: отец и сын в русских косоворотках. На новорождённых мы тогда костюмы ещё не шили, но справились. В благодарность они прислали фото.

– Людмила Николаевна, в пандемию вы начали выпуск платьев для француженок в стиле а-ля рюс, их заказывала русская предпринимательница из Парижа. Как обстоят дела с той коллекцией?

– Мы всё отшили по лекалам заказчицы, но потом границы закрылись и всё встало. Часть отшитого продали в нашем магазине, а часть, видимо, уйдёт на распродаже. С заказчицей из Франции мы, к сожалению, потеряли контакт. После того, как всё началось, созванивались: она плакала, говорила, что как настоящая патриотка будет продолжать своё дело и дальше продвигать русскую культуру в Париже. А потом вдруг исчезла из переписки. Наверное, дела с продвижением русской культуры во Франции сейчас обстоят не очень хорошо.

– А как у вас обстоят дела?

– По-разному. В феврале у нас был такой же шок, как и у всех. Но мне 68 лет, я столько раз падала в экономические ямы, столько ходила по краю, что сломать меня уже, наверное, невозможно. А для молодых, у которых была весёлая сытая жизнь, да, это сильный стресс. К марту мы отошли от новостей и начали работать дальше. Заказов куча. И ансамбли идут и идут.

Сарафанное радио собирает мастериц

– Это связано с программой по подъёму патриотизма?

– Скорее, с тем, что многие предприятия перешли на пошив военной формы. Особенно в Москве, Подмосковье. Там очень мобильные ребята, быстро реагируют на изменения во времени. Мы же, как вели свою линию, так и ведём. Да, что-то пробуем, чему-то учимся, но народный костюм у нас в приоритете. Поэтому люди, которые раньше заказывали костюмы в других местах, пришли к нам.

В прошлом году мы выиграли президентский грант. Мороки с документами было очень много, до сих пор собираем отчётность. Но благодаря этому гранту сделали ещё несколько шагов вперёд: закупили три швейные машины, три машины для вышивания, цветной принтер, новые ткани. Это оборудование дало нам новые возможности – видите, какие богатые у нас стали кокошники? – Людмила Николаевна достаёт с полки один. – Я задумала русский свадебный костюм, хочу сделать несколько вариантов. Думаю, что и на них найдутся покупатели.

– Кокошник, и правда, очень богатый. Трудно научиться делать такие?

– Это исключительно ручная работа. У меня есть две мастерицы-бисероплетельщицы. Семь вышивальщиц. Остальные шьют. Машины сегодня такие умные, что мы до сих пор изучаем их. Набиваем руку на практике. И я за своих обученных людей держусь, потому что у нас в России, которая всегда славилась мастеровитыми людьми, выросло поколение, которое не умеет и главное не хочет работать руками. Они хотят сидеть в офисе, в крайнем случае, на кассе в магазине.

Почему? Потому что многие годы в государстве пренебрежительно относились к рабочим специальностям. В СССР у мастеров был престиж, у них были хорошие зарплаты, а сейчас в этом смысле яма. И нам придётся в ближайшие годы этот пробел закрывать.

Спасибо, что есть девочки из ДНР. У меня таких чуть ли не половина коллектива – вот они умницы, работать умеют.

– Как они к вам попали?

– Как и все. Граница рядом – они побежали к нам в 2014 году, многие начали искать работу. Через сарафанное радио узнавали обо мне. Я смотрела, какие они в деле, и брала всех. Кто-то не приживался, а кто-то, наоборот, оставался. Вот закройщица наша из Горловки – золотой мастер, цены ей нет.

– Вы говорили, что сами не шьёте, только придумываете костюмы. С новыми машинками что-то изменилось?

– Нет, я до сих пор не знаю, как к машинке подходить. И с компьютером работаю слабо. Но у меня другое есть – голова, которая умеет думать. Поэтому шить мне не обязательно (смеётся).

От перестройки до перекройки

– Вы говорили, что за 68 лет пережили, наверное, всё. И всегда выплывали благодаря ремеслу. Хотя по профессии вы не швея...

– Я юрист. До прихода Горбачёва преподавала право в РУПК. Началась перестройка, страшнее времени я не помню. Рушилось всё, сына кормить было нечем. И я уехала на два года к дяде в Австралию. В 1993‑м вернулась в другую страну: люди вокруг стали другие. Раньше все были открытые, делились и радостями, и горестями, а тут прячутся, утаивают, каждый гребёт под себя.

Я взяла бутылку шампанского, конфеты и пришла в гости к подружке, она тоже работала юристом. Открываем у неё дома холодильник, а он пустой. Говорит: мы едим только то, что есть на огороде. Зарплату не платят месяцами. Юристы стране больше не нужны. Зато мой родственник, двоечник, который занимался перевозками, вдруг резко пошёл в гору: машина новая, в доме куча барахла. Мне говорят со всех сторон: надо торговать. А как и чем? Я из рабочей семьи, мы торговать не умеем – да и стыдным это считалось тогда. Поехала к другой подруге в Москву. Вижу, она продаёт иностранцам кукол: тогда русская тема была модной. И моя подруга покупала кукол тут по 20 долларов, возила в Америку и там отдавала по 200. Я решила научиться делать кукол, им нужен был кокошник. Идеи украшения брала со старинных русских икон. Потом кто-то подсказал – у нас нет русских кокошников, начала их делать на людей. А потом уже перешла на костюмы. Я их придумывала и искала мастеров, которые могли их хорошо сшить. Так и закрепилась на рынке. И вот уже четверть века народные костюмы – это наш конёк.

– Вы говорили, что не раз падали в экономические ямы. Как это было?

– Легче сказать, как не было. Единственное – я очень чёткая в исполнении обязательств. Если беру кредит, обязательно вовремя, а то и заранее отдаю. Поэтому банки нас любят. Но когда в ямы падала, все вокруг начинали подталкивать: бросай, не трать деньги, переходи на другое. Но я билась в одну точку. Потому что любые трудности воспринимаю как ступеньку для роста.

Вот я не умела торговать, боялась. В 90-х сдавала кукол и кокошники на реализацию на ярмарку на Кузнецком мосту. А мне продавец говорит: ваше не берут. Раз не берут, два, три. У меня денег уже нет совсем – беда в спину толкает. И я встала сама – объясняла, рассказывала, могла сделать скидку. И вдруг поняла, что проблема была не в товаре, а в продавце – она не любила моих кукол и кокошники. А я люблю – любовь оказалась двигателем торговли. С тех пор переговоры с заказчиками веду сама: кому-то сделаю скидку, кого-то укорю, что берут у китайцев, а не у нас. Хотя у нас и дешевле, и лучше, и деньги остаются в стране. Так и работаем.