Если театр начинается с вешалки, то цирк - с оркестра. «Парад-алле!», взмах дирижёрской палочки - и мелодия торжественного марша приглашает в сказку летающих факелов, дрессированных собак и бесстрашных трюкачей...
«Голос цирка будто голос детства»
- Игорь Маркович, вы как-то говорили, что театр был для вас самой большой любовью после музыки. А как получилось, что вы начали писать для цирка?
- Первую музыку для циркового номера я сочинил во время учёбы в консерватории. Отец всю жизнь работал директором цирка, и у нас дома вечерами частенько собирался ростовский бомонд - музыканты, актёры. Как-то раз режиссёр Владлен Левшин, услышав мою игру, предложил написать музыку для выступления четы Касьяновых, воздушных гимнастов. Тогда, в середине семидесятых, номер «Верность», поставленный под мою музыку, стал лауреатом международного конкурса в Париже.
А вообще жизнь закулисья меня манила с детства. Я вырос в семье, где к искусству было особенное отношение. Мать великолепно играла на рояле, и меня, ученика музыкальной школы, тоже нередко просили исполнить что-нибудь для гостей. Родители брали меня с собой на представления, и я был одинаково влюблён и в цирк, и в театр. И музыка, как неотъемлемая часть спектакля, играет в этом мире одну из ведущих ролей.
- Но в последнее время многие приезжие артисты цирка вместо живого звука выступают под фонограмму. Как вы к этому относитесь?
- Сегодня многие цирки намеренно отказываются от оркестров, т. к. их содержание обходится недёшево. Музыканты получают мизерные зарплаты, приходится сокращать штат. Но настоящий цирк не может существовать без своего оркестра. Конечно, есть номера, в которых без фонограммы не обойтись, но именно живая музыка всегда считалась одним из важнейших элементов представления. Во многих цирках Европы «фанеру» не принято использовать вообще. Дрессировщики Запашные, Багдасаровы и другие лучшие цирковые артисты страны, ученики ещё советской школы, работают исключительно с оркестром.
Однажды во время наших гастролей в Китае прямо посреди номера братьев Запашных на арене погас свет. В цирке воцарилась тишина: не видя нот, оркестранты просто не могли играть. А дрессировщики тем временем остались наедине с хищниками в кромешной тьме. Благо, у меня под рукой оказался синтезатор, на котором я начал вслепую наигрывать весёлую мелодию, пока софиты не зажглись вновь. Позднее из этого казуса у Запашных родился цирковой трюк, во время которого звучала та самая музыка, исполненная мною на синтезаторе.
- Ваши произведения звучат не только в цирке. Знаменитая «Поэма о любви» вошла в репертуар всемирно известного французского оркестра Поля Мориа. Ваши музыкальные пьесы с успехом играл оркестр Всесоюзного радио и Центрального телевидения. Сегодня их исполняют Петербургский и Ростовский симфонические оркестры. Мюзиклы «Русский фантом» и «Айболит», написанный ещё в 1986-м по сценарию Ролана Быкова, ставят театры стран СНГ. Изменился ли за эти годы зритель?
- Раньше у каждого театра была своя публика, а между сценой и залом не существовало преграды. Я знал своих слушателей в лицо, и многие из них приходили на одну и ту же программу по нескольку раз. Более того, зрители дружили с актёрами и музыкантами, встречались, делились впечатлениями. Сегодня, глядя в зал, я уже мало кого узнаю: публика стала более разношёрстной. Многие могут позволить себе купить дорогой билет, но далеко не каждый способен по-настоящему оценить то, что он видит и слышит со сцены. В театрах сегодня почти всегда аншлаг, но в какой-то мере это, наверное, всего лишь дань моде. К сожалению, и у композиторов отношение к творчеству стало другим: раньше писали по вдохновению, а сейчас каждая нота стоит денег.
Молодым не пробиться
- Выходит, музыка превратилась в продукт?
- Говорят, музыка - это пища для ума и сердца. Но смысл этой пищи совсем другой. Из-за её низкого качества страдает духовное здоровье человека. Если мелодия звучит лишь фоном, если не заставляет сопереживать, то грош ей цена. Не секрет, что музыкальный вкус публики говорит об общем уровне культуры. А наша эстрада и Интернет сегодня завалены мусором, ведь записать песню и выложить её в Сеть не умеет разве что ленивый: для этого совсем не обязательно иметь музыкальное образование. Любую мелодию на студии аранжируют и доведут до ума. А уж раскрутить за деньги можно всё что угодно.
Сейчас модно ругать советское прошлое, но тогда талант не нуждался в спонсорах и продюсерах. Раньше можно было поехать в Москву и показать свои работы на худсовете. Достойные вещи не оставались без внимания и находили своих исполнителей. Сегодня же попасть на радио или телевидение - это слишком затратное дело, особенно, если ты «не в тренде». Потому и большинство молодых талантливых композиторов пишут в стол. В столице ещё можно пробиться, но в Ростове у ребят без имени и связей практически нет шансов.
Встреча с мэтрами
- Ваши песни исполняли знаменитые артисты советской эстрады. Каково это было - работать со звёздами такой величины?
- В моей телефонной книжке осталось много известных фамилий. Композиторы, музыканты, актёры, певцы - раньше мы со многими общались, вместе работали и отдыхали, устраивали творческие встречи. Помню, как-то раз в Москве мы с Ширвиндтом, Таривердиевым и космонавтом Алексеем Леоновым собрались дома у Галины Бесединой. Тогда наши с ней «Зелёные цветы», которые певица исполнила на «Голубом огоньке» в честь Дня космонавтики, стали песней года. А Леонов рассказывал, что он и правда брал с собой в космос цветы, которые фантастическим образом становились зелёными.
Тогда мы частенько собирались вечерами под хороший коньячок. А с Зацепиным и Градским любили сыграть одну-другую партию в бильярд. Интересное было время!
С Леонидом Серебренниковым и его женой мы дружим до сих пор. Когда-то он пел в моих мюзиклах «Любовь и ненависть» и «Нон-стоп, Голливуд!». Помню, как Леонид оставался у меня дома и напрочь отказывался репетировать, говоря, что это занятие для бездарностей. По сей день он всегда приезжает в Ростов на мои авторские концерты, которые проходят в филармонии.
А вот с Магомаевым мы общались недолго. Услышав одну из моих песен на показе в худсовете, Муслим тут же пригласил меня к себе домой. Там, сидя за шикарным белым роялем, он с первого раза великолепно её исполнил. Потом эту песню «Что ж, если вы грустите о другом…», записанную с симфоническим оркестром, Магомаев пел в «Голубом огоньке».
- А как вы познакомились с Таривердиевым? Вы как-то обмолвились, что именно он стал вашим крёстным музыкальным отцом.
- Мы познакомились, когда он приехал на концерт в Ростов. Услышав те самые «Зелёные цветы», после выступления Микаэль пригласил меня на рюмку коньяку, а затем предложил показать произведение на худсовете в столице. Я приехал в Москву, сыграл с оркестром Гостелерадио. А после этого моя музыка попала на Всесоюзное радио и телевидение. Тогда я и познакомился с артистами, которые потом пели под неё: с Бесединой, Магомаевым, Серебренниковым и другими.
Творчество Таривердиева для меня всегда было эталоном высокого искусства. Но эта музыка сегодня уже не «в тренде». А чтобы в него попасть, нужны бабки. Три года назад умерла Толкунова, но её не было слышно ещё с 90-х годов. Разве она всё это время не пела? Пела, просто не хотела платить за свои эфиры. Вот отчего становится грустно...