Плохих уроков судьба не даёт. Донская писательница – о семье и поколениях

Уже двадцать лет ростовчанка Валерия Байкеева пишет сценарии для фильмов и ведущих телеканалов страны. «Власик. Тень Сталина», «Эйнштейн. Теория любви», «Жуков», «Несокрушимый» – это всё она. А ещё Валерия Рифатовна учит студентов психологии драматургии. И на своих лекциях и вебинарах рассказывает не только о великих, но и о близких – старом Ростове, бабушке, папе и маме. Это удивительно тонкие и трогательные истории. Именно про семью мы поговорили с Валерией Рифатовной.

Бабушкины правила

Светлана Ломакина, «АиФ-Ростов»: Валерия Рифатовна, вы так много писали о своей бабушке Басе, что она уже стала бабушкой для ваших читателей и слушателей. Сейчас такие родственницы на вес золота. И вообще роль бабушки сильно изменилась. Так ведь?

Валерия Байкеева: За мою Басю, Бублика, как мы её ещё называли, спасибо. Она действительно была удивительной, любимицей всего нашего двора. Я когда студентам объясняю про доброжелательную харизму, всегда привожу в пример бабушку. Для неё ты всегда худой и всегда голодный. Бася дала мне такое количество любви, мудрости, понимания, благородства, самоотверженности, что после того, как она ушла в 88 лет (мы всегда жили одной семьёй), я живу с чувством вины, что не всё послушала, не всё спросила, не на всё среагировала. Бабушка мне показывала, как себя надо вести в жизни. Но этому учил и двор. И те правила, которые были в моём дворе, я до сих пор использую. Одно из них моё любимое – плюнул, не вылизывай. То есть, если ты уже послал кого-то, то не бегай, не извиняйся. А раз ты понимаешь, что извиняться не будешь, то реже будешь посылать. И сто раз подумаешь: надо или не надо.

Что же касается роли, то мир меняется, это нужно принять. В моём детстве бабушкам было по пятьдесят-шестьдесят лет. Сегодня в этом возрасте у женщин происходит битва за молодость, немыслимое количество силикона, одежда в обтяг и вообще – какая может быть бабушка? Моя Бася была другой: за это её все и любили. Хотя в молодости бабушка была очень красивой, её лицо даже было на открытке «Добро пожаловать в Сочи». Они тогда с дедом жили в этом городе.

Гулять так гулять

– Не сохранилась открытка?

– К сожалению, нет. Бабушка прожила основную часть жизни при Сталине. И вся мужская часть нашей семьи со стороны бабушки, то есть, мой дед, дядя, все прошли репрессии. И я, когда была молодая, никак не могла понять: бабушкин сын, дядя мой, жил в Вильнюсе, во время Великой Отечественной был военным разведчиком, прошёл зону. Бася настолько любила своего сына, что писала ему каждый день. Он отвечал редко, она читала письма нам вслух, а после рвала их. Я не могла понять: «Бабушка, зачем ты это делаешь?» – «Ни в коем случае нельзя держать в доме личных писем». Потому что дед у меня был в своё время большим человеком, когда его арестовывали, бабушки не было в тот момент дома и поэтому она не уехала на зону с моей маленькой мамой. В этом году маме 90 лет.

– Мама с папой как познакомились?

– На танцах, первый раз увиделись в ротонде в Первомайском парке. Там играл духовой оркестр, и танцевали пары. Бабушка привезла маму из Сочи, они поселились в центре Ростова, то есть, мама была «центровой».

На первом курсе пединститута она пошла с подругой в ротонду на танцы. Там в первый раз увидела папу, он влюбился и начал её добиваться. И мама потом рассказывала: «Я никак не могла понять: приглашает меня парень, лётчик или моряк, на танец, проводил домой, а потом исчезал. В чём проблема?» А оказалось, Рифат Александрович отслеживал этих ухажёров и после в тенистых аллеях парка объяснял, что любить нужно родину, потому что девушка, с которой танцевали парни, его невеста. В итоге он всех переубедил. Вообще был очень харизматичный, бабушка называла его «богатяновский аристократ». Любил шляпы, шарфы, красивую обувь, широко жил. Да и вообще жизнь в те времена была в Ростове другая, как пел Розенбаум: гулять так гулять, стрелять так стрелять...

Полезное или приятное

– Почему-то ни разу не слышала от вас историй о семейных традициях.

– А у нас семья была без традиций, но с огромным количеством внутренней силы и примеров, которые вошли и в мою жизнь. Отец никогда не повышал голос: ни на маму, ни на бабушку, у нас это было просто не принято в семье. Никто не ругался, не произносили бранных слов, бабушка, когда я её доставала, могла послать к свиньям собачьим. Я начинала её пытать: а кто такие свиньи собачьи? Отец всё любил делать своими руками. Поэтому среди мужчин, которых я многократно меняла-выбирала, стремилась найти такого, который умеет работать руками. Папа мог сделать радиоприёмник в мыльнице, построить дом, прекрасно водил машину, шутил, ухаживал за женщинами. Я не раз наблюдала, как, когда мы собирались за большим столом на какую-нибудь свадьбу, папа ухаживал за мамой. Если Лялечка хотела осетрины, он легко и непринуждённо отправлялся на её поиски по большому столу, находил, с извинениями забирал блюдо и нёсся угощать маму – она была для него всем. Мама платила ему за это уважением и строгостью. Да, это была типичная пара «барышня и хулиган». И у них родилась я, девочка с папиным характером.

О чём пишут дети? В Ростове выбрали лучших юных журналистов и писателей Подробнее

– Вас наказывали за шалости и провинности?

– Жестоко нет. Но мама любит вспоминать, как пыталась нормализовать моё поведение с помощью отправки в угол. Я шла и никогда оттуда не просилась. Потому что знала: придёт папа и тут же меня из угла вынет. В первом-втором классах со мной вместе пытались делать уроки, потом уже оставили в покое. Бить никогда не били, наказывали холодностью, невниманием, для меня это было очень больно. Такое воспитание лежало, в основном, на маме. А отец никогда не наказывал, он объяснял. И благодаря ему я знаю, что ситуации в жизни делятся всего на две группы: полезные и приятные. Других нет. Я отвечала: «Ну что за ерунда? А если в тюрьму человек попадёт?» – «Это тоже большая для него польза: думаешь, обучаешься...» Благодаря папе, я многие вещи вытащила на поверхность, разобралась в них, и с этим знанием мне легче жить.

Теперь дружба допускает предательство

– Люди прошлого и современные – это разные люди?

– Могу ответить одной фразой Жванецкого: «Теперь дружба допускает предательство». Я очень благодарна отцу, что он вложил в меня такое понятие: мой друг может совершить всё, что угодно, вплоть до убийства, я всегда буду на его стороне. Потому что тех, кто захочет его уничтожить, будет больше.

– Что-то вспомнился Ефремов.

– Это именно то, о чём я говорю. Бесчеловечно травить любого человека. Есть прекрасные слова – не суди, да не судим будешь. Можешь оказать сочувствие, окажи. Можешь отойти в сторону – отойди. Для того, чтобы наказывать, существует суд, а не телевизионные ток-шоу. Я знаю Михаила Олеговича, он своеобразный человек, раб своих привычек, как и его отец, светлая ему память. У нас пьёт вся страна, что теперь делать?

– И пьют, и бьют. В моём детстве женщина с синяком под солнечными очками – явление частое, если не сказать, обыденное.

– В нашей семье это было неприемлемо. Но моя подруга жила в такой ситуации. И мы часто вспоминаем, как я приезжала к ней по ночам: у неё был трёхмесячный ребёнок, а муж творил чудеса. Трезвый был совершенно дивным парнем, но он носил ген алкоголика. Пока встречались, держал себя в руках, а потом сорвался. И я приезжала к подруге ночью не один раз, выручала, поэтому домашнее насилие отзывается во мне немало. И закон просто необходим: сейчас темп жизни другой, люди другие, нагрузка на психику стала гораздо больше. К тому же большая часть страны живёт под кредитами: а ну-ка каково это – просыпаться с чувством должника, а тем более, если платить нечем? Мы же все – бедные жители богатейшей страны. Мы не планируем вдолгую потому что, что будет дальше с нами, не знаем. Я сама не могу запланировать отдых в течение года, потому что не знаю, откуда придёт работа и сколько её будет. А теперь представим жителя деревни, который сидит в кредитах и без работы?

Не надо брать лишнего. Почему чужое искусство в России любят больше своего? Подробнее

– Давайте о хорошем. Вы часто пишете, что любите новое поколение, своих студентов. Чем они лучше, чем мы, сорока­летние?

– Ваше поколение сорокалетних я тоже люблю, но другой любовью, вас хочется согреть: вы задавлены, недолюблены, потому что в те моменты, когда родители были вам нужны, они пытались выжить в том, что происходило вокруг в 90-х.

Мои студенты – другие. Они не пуганные, любознательные. У них открыты глаза, уши, им всё надо. Часто они из богатых семей – могли бы быть мажоры-перемажорные, но они умные, вдумчивые, интересуются историей и политикой. И не просто интересуются, они погружаются в тему. Мои студенты – это гордость страны, люди, которые хотят перемен. И готовы на очень многое, и мало чего боятся. Как их не любить?