Маме важно быть услышанной. Почему на Дону отказываются от детей

День защиты детей в нашем сознании давно трансформировался в ежегодный праздник, когда родители ведут малышей в парк и угощают мороженым. Но в первую очередь эта дата – напоминание о том, что многие маленькие люди нуждаются в нашей помощи и защите. И не только они, но часто и их семьи.

Как можно помочь стать хорошими родителями и не допустить фактического сиротства при живых родных, корреспондент «АиФ-Ростов» выяснила у директора благотворительного фонда помощи детям «Доброе дело» Татьяны Аладашвили.

Взять маму за руку

– Татьяна, раньше фонд занимался исключительно помощью сиротам. Сейчас вы помогаете ещё и семьям, которые попали в критические ситуации. С чем связана эта переориентация?

– Когда мы только начинали, действительно, была цель помочь ребятам в детских домах. Но быстро пришло понимание, что дети как поступали в детские учреждения, так и поступают. А тем, что мы возим им подарки, игрушки, задаривая сирот, мы делаем только хуже – усугубляем иждивенческую позицию и провоцируем выученную беспомощность. По сути, ребёнок осознаёт, чтобы что-то получить, ничего делать не нужно, достаточно быть сиротой. Волонтёры сами всё подарят, сами всё привезут.

– А чем тогда можно помочь сироте?

– Его нужно забрать в семью – это самый важный подарок для такого ребёнка. В этом плане у нас отлично работают минобразования, органы опеки – дети в семьи в регионе устраиваются хорошо. Наша помощь тут не нужна, а вот работой с теми семьями, из которых как раз таки дети поступают в детские дома, по сути никто не занимается. Поэтому мы взяли на себя эту функцию. Наша задача – понять, в чём проблема, и можно ли её решить.

– И в чём чаще всего про­блема?

– Часто мама просто попадает в замкнутый бюрократический круг, например, у неё нет паспорта, её, соответственно, не берут на работу. Опека забирает ребёнка, потому что нет условий и нет денег на ремонт жилья. Нет письменного стола, чтобы школьник учился. Нет школьной формы и канцелярских принадлежностей. И этот круг не всегда под силу разорвать одной женщине. А сотрудник опеки не может взять её за руку и пойти по инстанциям, не может выдать продукты на первое время, средства гигиены, одежду, оказать психологическую поддержку, потому что просто нет такой возможности. Социальные службы могут предложить социальный контракт, но не сопровождение. У нас есть психологи, есть помощники, которые обеспечивают наш склад продуктами и вещами, помогают оплачивать специалистов, чтобы можно было сопровождать семью, пока она не выйдет из кризиса, а это могут быть годы. И основная задача – сделать так, чтобы семья смогла дальше самостоятельно справляться со своими проблемами.

– Кризисная семья – это, например, какая? Неполная?

– Это семья, в которой есть риск сиротства. Это могут быть одинокие мамы или папы, или полные семьи, где есть и мама, и папа, но по какой-то причине они не справляются. У нас много бабушек, которые сами воспитывают внуков и им нужна помощь хотя бы на первое время. Порой, эти люди ничем не отличаются от нас. Просто, возможно, случилась беда: кто-то умер или попал в тюрьму. Нет никакой страховки ни у кого, что семья не попадёт в кризисную ситуацию.

Перевоспитать родителей?

– Случается, что семье помочь нельзя?

– Иногда бывает неразрешимая проблема – в семье беспрестанно пьют, употребляют наркотики, попрошайничают, тогда, действительно, детям лучше в детском учреждении. Случается, мы сами сообщаем в органы опеки, что маленький ребёнок растёт, по сути, в притоне. Но такое бывает крайне редко. Большинство семей – вполне себе адекватные люди и сами хотят изменить ситуацию. Чаще всего люди не справляется с бытовыми социальными трудностями. Обычно это накопившиеся проблемы, которые семья сама не может преодолеть и опускает руки. Вместе с ними мы составляем план выхода из кризисной ситуации.

– Часто в соцсетях пишут про нерадивых родителей – надо забрать у них детей. Насколько я знаю, фонд старается сохранить ребёнка, когда это воз­можно.

– А что дальше делать с этими детьми? Юридически родители у них есть. И очень часто эти родители не отказываются от детей, а пишут заявление: прошу на полгода принять ребёнка в детское учреждение, а потом ещё на полгода, а потом ещё и ещё. Мы видели детей, выросших в детских учреждениях при живых родителях, которые периодически забирали ребёнка на неделю, две или максимум на месяц и возвращали его обратно. В таких ситуациях ребёнок находится в положении хуже, чем настоящий сирота. Потому что ребёнка из детского сиротского учреждения, у которого юридически есть родитель, не могут взять под опеку, усыновить, он приобретает все социальные сиротские признаки.

– Можно перевоспитать родителей?

– Наверное, нет, но попытаться помочь можно. Мы не питаем иллюзий и не думаем, что от того, что мы с кем-то поговорим, они тут же станут прекрасными родителями. Но есть семьи, которые уже на протяжении нескольких лет с нашей помощью проходят ряд кризисов в общении со своими детьми. Наша задача – постараться использовать все свои знания для того, чтобы родители понимали, что кричать на детей – это нехорошо, что у ребёнка есть какие-то возрастные особенности, в силу которых он не может вести себя так, как хотелось бы, и что это тоже нормально. И что когда они были маленькие и их били, на них кричали, это очень жаль, но это неправильно. Со своими детьми нужно общаться иначе, чтобы эта порочная преемственность потомственных кризисных семей прекратилась.

– Кто в фонде занимается этими семьями?

– У каждой есть куратор. Очень важно, чтобы один человек знал ситуацию, общался и с родителями, и с детьми, и с родственниками, чтобы не было карусели из разных специалистов. Наши сотрудники – это штучные экземпляры, которых больше в Ростовской области, наверное, нет, потому что мы их учим, готовим, они все очень отзывчивые люди.

Выслушать без осуждения

– Я знаю, что фонд работает с отказами от новорождённых в роддомах. Кто обычно отказывается от детей?

– Есть две категории. Первая – это мамы без определённого места жительства, которые ведут асоциальный образ жизни. То есть они в принципе не могут в силу обстоятельств своей жизни ухаживать за ребёнком. А вторая категория – это мамы, у которых нет поддержки родных и близких. Последними мы и занимаемся. Ведь мама где-то жила до рождения малыша и будет жить после. Просто в её мире нет места новому человеку, потому что вся семейная система против этого ребёнка. Если бы хоть один человек поддержал эту маму, то отказа бы не было. И, как правило, когда появляется кто-то, кто говорит: «А давай посмотрим на ситуацию с разных сторон. Если бабушка против, может быть, мы с ней поговорим?», то женщина начинает хвататься за любую возможность, за соломинку. И если мамочка сама хочет, чтобы ребёнок остался с ней, то помочь получается абсолютно всегда.

– То есть с мамами отказников, выходит, просто никто не разговаривает?

– Скорее, разговаривают неправильно. Когда наш специалист приходит на отказ, он сталкивается с женщиной, которая в принципе не желает нас видеть, не хочет общаться ни с кем. Тем более, на такую больную тему, как намерение отказаться от новорождённого ребёнка. Иногда установление контакта доверия между женщиной и специалистом занимает немало времени. И этой маме важно, чтобы её выслушали без осуждения. Она может говорить о себе вещи, которые раньше никому никогда не рассказывала. И тогда специалист понимает, что женщина чувствует и почему приняла такое решение. Тогда можно с ней составить план выхода из создавшейся тяжёлой для мамы, в первую очередь, ситуации. Решить вопрос с жильём, соц­обеспечением, надомной работой. И всё, ребёнок остался в семье. Социальные службы, когда оказывают помощь, из хороших побуждений, чтобы подбодрить, могут сказать: «Ну, вы же мать, значит, вы решите свои проблемы». А женщина понятия не имеет, как их решить. У нас же можно просто выговориться. И это нужно не только в роддоме при угрозе отказа, это надо каждой семье, которая к нам приходит: рассказать всё без страха, что сейчас за что-нибудь «прилетит». Только тогда можно помочь сохранить семью и ребёнка в этой семье.

Досье

Татьяна Викторовна Аладашвили родилась в Ростовской области. В 2008 году с единомышленниками организовала БФПД «Доброе дело». Замужем, мама троих детей.