«Для меня театр с самого детства был лишён тайны, он был привычным, как родительский дом», - признаётся Андрей Былков-Крат, художественный руководитель Ростовского государственного театра кукол имени Владимира Былкова. – Я приходил сюда после школы и слонялся по залу, пока шли репетиции, наблюдал за актёрами, которые, надевая на руки кукол, хохотали с серьёзными глазами или плакали без слёз, - продолжает он. - И во время премьер, когда уже мои сверстники смеялись или плакали вместе с героями сказок, я с удивлением смотрел на зрителей».
Всё изменилось спустя много лет. Сегодня он видит магию и волшебство кукол. И не может её объяснить...
Андрей БЫЛКОВ-КРАТ. Родился в 1969 году в Ростове.
После окончания факультета биологии РГУ был принят в Ростовский государственный театр кукол на должность рабочего сцены. В 1993 году экстерном с отличием закончил факультет «Режиссёр театра кукол» Ростовского филиала Санкт-Петербургского государственного университета культуры и искусств.
За годы работы им поставлено более 30 спектаклей, многие из которых были отмечены званиями лауреата, дипломами, премиями областных, всероссийских и международных фестивалей.
В июне 2004 года назначен на должность художественного руководителя Ростовского государственного театра кукол.
Ожившая метафора
- Андрей Владимирович, ваш отец, Владимир Былков, имя которого сейчас носит Ростовский театр кукол, был человеком выдающимся. А вы не боялись остаться в его тени?
- Не боялся, потому что не собирался связывать свою жизнь с искусством. Меня никогда не тянуло на сцену. Наоборот, я рос тихоней. Больше всего в детстве любил гулять со своим доберманом Досильдой. Мы с ней уходили подальше от дома, я снимал ей поводок и, пока она носилась как угорелая, ложился в траву, разглядывая букашек. Эта жизнь, спрятанная под ногами, казалась мне микрокосмосом, а Досильду я считал лучшим другом. Несколько лет назад, во время ночной прогулки, на меня напали хулиганы. Один из грабителей достал нож. Но едва он поднял руку, как на него бросилась моя уже старенькая собака. Связываться дальше со мной они не стали, разбежались, а я понёс истекающую кровью Досю к ветеринару. Но было поздно. И её уход был для всей семьи настоящей трагедией. У нас вообще всегда дома водились какие-то кошки, собаки. Поэтому мир живой природы интересовал меня гораздо больше, чем мир людей, который так любил отец. Ему было интересно, чем живёт человек, что заставляет совершать его те или иные поступки, что трогает его душу.
- Как же вы оказались в театре?
- Случайно. После школы я поступил на биофак, стал профессиональным ботаником, а затем работал в НИИ. С научными экспедициями выезжал в степи и вёл наблюдения за местной флорой. Но в девяностые, когда наш институт обнищал, а учёным попросту было нечего есть, я пришёл в театр. Нужен был рабочий сцены. На эту должность раньше брали тех, кто провалил экзамены в театральное училище. И первое время таскал, собирал декорации.
Потом мне стало интересно, как работает тот же конструктор. Он мастерит специальные механизмы, чтобы кукла ожила. Из железок, винтиков и крючочков в кабинетах, похожих на каморку Папы Карло, делаются гапиты и трости, на которые надёжно крепятся головы, руки и ноги марионетки. Я стал помогать и ему. Наверное, тогда я впервые прикоснулся к волшебству кукольного мира. Кукла рождается из ничего, из образа, идеи. Это ожившая метафора. Почему одна кукла, стоит ей лишь выглянуть из-за ширмы, заставляет детей смеяться, а другая, несмотря на детальную проработку, оставляет равнодушными? Кто или что высекает в ней эту искру?
Первые аплодисменты
- Но вы пошли дальше, стали режиссёром...
- Да, работа худрука интриговала меня, конечно, больше всего. Как вокруг мысли одного человека, вначале едва осязаемой, закручивалось нечто, что в итоге вырастало в целый спектакль? Это осязаемый процесс творения. Именно тогда я начал понимать талант, масштаб отца как режиссёра. Он признавался, что с детства мог придумать простым вещам удивительную историю, допустим, за столом в голубой тарелке видел море, а в борще сундук с сокровищами. Этого было достаточно, чтобы его фантазия моментально разыгралась. Я же впервые почувствовал желание поставить спектакль, уже работая в театре. Перечитывал сказку «Три поросёнка» и вдруг понял, насколько она созвучна нашему времени, как важно построить домик из надёжного материала, в котором можно спрятаться от волка, пережить бурю. Расписал свой замысел вплоть до звукового сопровождения и принёс его на суд нашего худсовета. Мне дали добро. Так началась подготовка к первой премьере.
- Переживали?
- Очень! Как в детстве, сидел в зале и вглядывался в лица наших маленьких зрителей. Именно тогда я понял, как тяжело захватить и удержать их внимание. Говорят, дети - самые благодарные зрители. Это правда. Но они и самые требовательные. Если ребёнку скучно, он устроит свой спектакль, начнёт крутиться, болтать, а то и вовсе уйдёт. Поэтому мало написать хороший сценарий, музыку, выставить свет. Нужен эмоциональный заряд. К тому же актёр должен пробиться к залу через неживую фактуру куклы. И задача режиссёра - это напряжение создать. Но всё это я, конечно, понял далеко не сразу. На моё счастье сказку приняли очень хорошо. Свои первые аплодисменты я помню до сих пор. После них, наверное, и становишься отравленным сценой. Уже не можешь без неё.
Храм не для Мельпомены
- Но вы выбрали сказку с подоплёкой, скорее, для взрослого человека.
- А дети не любят, когда перед ними заискивают. Если считать, что ребёнок не соображает или не дорос до какой-то темы, то ничего не сложится. Другое дело, что говорим мы с ними о любви, дружбе, предательстве, силе духа на языке сказки. Поэтому далеко не каждый приживается в театре для детей. Наши коллеги, драматические артисты, не скрывают, что играть детские спектакли - сущее наказание. Ещё Станиславский говорил, что для детей нужно играть так же, как и для взрослых, только в два раза лучше. Через игру, живую, искреннюю, мы создаём среду, в которой можно заложить в душу ребёнка семена вечных ценностей.
- Одно время ходили слухи, что здание театра отдадут церкви...
- Это не слухи. Есть закон, по которому все здания церковного назначения должны быть переданы исконному владельцу, а наш театр, как известно, это бывшая греческая церковь Благовещения. В любом случае к 2018 году здание отойдёт епархии. Донская митрополия уверяет нас, что с театром будет заключён договор о бессрочном и безвозмездном пользовании зданием. Но это будет до тех пор, пока не найдётся новое помещение для театра. Допустим, что власти найдут для нас новый дом. Однажды нам уже предлагали переехать в здание бывшего Театра музкомедии на Серафимовича, но оно было в ужасном состоянии: стены покрылись трещинами, в подвалах кишели крысы. Строительство кукольного театра - это целая наука. Один только проект потребует колоссальных средств и времени. Поэтому взять и переехать в какое-то обычное здание мы не можем. И в таком подвешенном состоянии мы находимся больше десяти лет, хотя в донской столице театров гораздо меньше, чем должно быть по нормативам. А наш театр кукол является одним из немногих в стране, который сохранился в сложные 90-е годы. Мы показываем не менее четырёх новых разножанровых спектаклей за сезон с самыми разными системами кукол, и за год нас посещают более 50 тысяч зрителей! Я надеюсь, что мы с церковью лишь помогаем друг другу и разными средствами делаем одно дело - обращаемся к самому тонкому на земле - человеческой душе. И верю, что мы найдём общий язык.