Более 30 лет назад, в декабре 1993 года Ростов-на-Дону и вся страна с замиранием сердца следили за тем, как группа террористов захватила в заложники 17 человек, 15 из которых – ученики школы № 25. Злодеи потребовали выкуп в 10 млн долларов и вертолёт для вылета в Иран. Пилотами «Ми-8» добровольно вызвались быть Валентин Падалка и его сослуживец Владимир Степанов. После того, как деньги передали и всех детей отпустили, пилоты смогли обмануть террористов и помочь их поймать.
За проявленное мужество и героизм Валентину Падалке и Владимиру Степанову присвоили звание Героя России. О тех тяжёлых днях, влиянии случая и важности правильного воспитания человека Валентин Падалка рассказал в интервью rostov.aif.ru.
«Смотрел вперёд»
Алексей Смирнов, rostov.aif.ru: Валентин Анатольевич, почему вы решились войти в вертолёт с террористами, что вами двигало?
Валентин Падалка: Не было сомнений, что должен лететь я. Отчасти сыграло роль, что я был офицером с боевым опытом: к тому моменту прошёл Афганистан, где видел подвиги товарищей и их гибель… Да и возраст был зрелый – 33 года. К тому же, я – сын фронтовика. Мой отец много рассказывал о проявлениях мужества во время ВОВ. Я был октябрёнком. Пионером участвовал в «Зарнице». Был комсомольцем… Я понимал, что такое зло и добро, почему надо защищать слабых. И именно поэтому и стал военным. Для меня честь офицера и защита Родины – на первом месте. А здесь рука поднялась на детей…
Поэтому мне было несложно принять это решение. Хотя в моей эскадрилье тогда было 24 экипажа, и я мог любого из них назначить выполнять эту задачу. Но террористы заявляли, что нужно лететь в Иран – а это непросто для вертолёта – нужно рассчитать всё до мелочей: и маршрут, и заправку, и высоту, и декабрьскую погоду. То есть я, как командир эскадрильи, должен был поставить лётчику задачу из десятка пунктов. Но ведь ничего не было понятно! Не дай Бог, что случилось бы, я себе до конца жизни бы не простил.
Плюс у меня был опыт работы в Афганистане – там на самые ответственные и нестандартные задачи летал командир, и я тоже вызывался. Это не прописано в учебниках, никто этому не учит, но в таких случаях важно действовать по ситуации. Думаю, что героические поступки так и совершаются: человек сталкивается с тем, что не прописано в инструкциях, и уже важно, насколько он хорошо видит ситуацию, и принимает решение. И мой помощник Владимир Степанов, услышав мой же разговор с командующим 4-й Армии, сказал: «Командир, если нужна моя помощь, я готов». Вот это тоже поступок.
– Вы неоднократно рассказывали, что во время захвата вам было страшно…
– Любой человек, конечно, должен бояться смерти. Это инстинкт самосохранения. Но если человек воспитывается в духе самопожертвования, то задача, которую он должен решить, важнее, чем его собственная жизнь.
И тогда очень легко страх перебороть. Нужно удалить из головы, что ты имеешь семью, что тебя ждут накопления. Если ты начнёшь об этом думать во время выполнения опасной и серьёзной задачи, то будешь распыляться. Когда я вошёл в вертолёт, то сел и все трое с половиной суток смотрел вперёд. Была цель – освободить детей. А затем была задача сделать так, чтобы бандитов схватили и наказали.
– Как удалось перехитрить террористов?
– Я вырабатывал действия таким образом, чтобы заполучить оружие – понимал, что мог обезвредить их. Нам подвозили еду для детей, машина останавливалась в нескольких метрах от вертолёта.
Главарь банды, Казак (настоящее имя – Муса Алмамедов, прим. ред.), отправлял меня с Владимиром принести питание. Но при подходе к вертолёту террористы каждый раз досматривали нас, даже батоны разламывали. И ничего не получалось. А когда привезли 10 млн долларов выкупа из Москвы, Казак в хвосте вертолёта разоткровенничался со мной, без свидетелей: оказалось, ему не нужен был никакой Иран, он хотел скрыться в Дагестане. Я решил схитрить, сказал: «Я сделаю всё, о чём ты просишь, но заплати мне за мою работу». Он подумал, взял один мешок, разорвал, и дал мне 500 тысяч долларов – посчитал, что подкупил.
– Что было дальше?
– У нас не работала связь, и чтобы передать в штаб планы (главаря), я оторвал кусочек полётного листа и написал то, что он сказал – время полёта и точку посадки. Листик незаметно сунул водителю машины, которая привозила еду. Так и стал вести игру – Казак мне потом ещё заплатил суммарно 300 тысяч долларов из-за изменения планов. Видимо, понимал, что если лётчик будет сопротивляться, то ничего не получится. Поэтому и был такой щедрый – чтобы я устроил всё так, как они задумали. Но, конечно же, у меня и мыслей таких не было.
– Получается, что вы вошли в доверие?
– Да, и это помогло. Помогло убедить его высадить последних из оставшихся в вертолёте детей – перед последним вылетом. Планы Казака менялись, но окончательный был такой: он хотел сначала сделать ложную посадку в Чечне и оставить там следы, а затем полететь в (дагестанский) Хасавюрт – его родной город, где бы террорист и скрылся. Я ему говорю: «Я-то скажу, что ты вышел в Чечне. А дети? Зачем тебе свидетели?».
В итоге, мы с Владимиром поступили иначе: сначала сделали ночную посадку в Хасавюрте, но я сказал, что это чеченское село. А затем мы полетели подальше от этого места – к Махачкале. Помог случай: вышел из строя керосиновый обогреватель, и в кабину пошёл дым. В итоге я сказал, что ищу место для посадки без его указаний. Казак начал принуждать меня сесть, но я опасался: ведь он мог нас и «убрать». Поэтому мы зависли на небольшой высоте, сказав, что площадка кривая и приземлиться невозможно. А в кабине уже был дым… И они выпрыгнули с деньгами и оружием. Мы перелетели в аэропорт Махачкалы и рассказали о месте, где их высадили – оно попадало в треугольник между Каспийским морем, трассой и каналом. Бандиты оказались там, как в мешке. На суде Казак говорил: «Не могу понять, как этот лётчик меня обманул? Я иду и знаю, что должен быть в Хасавюрте, но не понимал, где нахожусь».
Воспитание как огранка
– А в гражданской жизни есть место подвигу?
– Важно воспитание – в семье, детсаду, школе. Меня приглашают на уроки мужества в восьмые-девятые классы. Я вижу, что во время моих рассказов о службе в Афганистане и Чечне у некоторых ребят глаза горят: так сильно их это впечатляет. Считаю, что если ученику ничего не интересно в этой жизни, видимо, у него не всё по-человечески в семье. Там, где в семье любовь, а ребёнка уважают, рассказывают об истории страны и войне – это по крупицам собирается и входит в личность человека. Он как будто получает огранку.
Я ведь никогда не стремился ни к каким подвигам – выполнял приказы. Считаю, человек не должен специально искать: как бы совершить героический поступок. Но если ты уже оказался в такой ситуации, то надо действовать, как воспитан и как понимаешь происходящее. Главное – приложить максимум усилий и выполнить свою задачу, идти к цели, невзирая ни на что. А как эти действия оценят – это уже не твоё дело, а государства и общества. Но я доволен, что в случае с этими террористами я пришёл к той цели, которую планировал, хотя изначально не знал, что получится.
Считаю: каждый молодой человек в юности должен пройти хотя бы минимальный курс военного дела. Если дойдёт до полномасштабных боевых действий, то нужно быть готовым к защите Родины.
– Вы всегда выглядите спокойным и уверенным. Как вам это удаётся?
– Я не люблю скандалов. Меня очень сложно вывести из себя, но, разумеется, порог какой-то есть – после него начинаю действовать жёстко. Всё это складывалось из воспитания – в семье, школе, училище… В детстве делал всё возможное, чтобы мной папа и мама были довольны – и учёбой, и поступками. И в Саратовском военном был хороший коллектив – ведь для ребят это был осознанный выбор.
Во время службы я был командиром вертолёта, старшим лётчиком, замкомандира эскадрильи, потом и командиром… Вот и представьте: у меня 200 подчинённых. Важно показывать, что ты спокойный, грамотный, нормальный и усидчивый, не орёшь по мелочам и не говоришь глупости, но при этом строгий.
А военная служба только скрепляет дружбу. В стрессовых ситуациях человек раскрывается моментально, потому что не в состоянии себя сдерживать.
Не «сидеть на лавочке»
– Вы и сегодня работаете лётчиком-испытателем на вертолётном заводе. Не каждый сможет работать в такой профессии в 64 года. Как это удаётся?
– Во-первых, я люблю свою работу. Когда в 42 года я увольнялся из армии, понимал, что будет неуютно без неба и полётов. Считаю, что это расцвет сил, когда человек достигает максимальной планки. Я получил разрешение пройти обучение в школе лётчиков-испытателей в Ахтубинске, после этого меня приняли на работу. Она отличается от службы: раньше мне нужно было сделать с вертолётом всё возможное и невозможное, чтобы решить конкретную задачу. Теперь же я проверяю новый вертолёт, чтобы другой лётчик мог решать все задачи в будущем.
Конечно, я уже военный пенсионер, можно было просто «сесть на лавочку». А так необходимо поддерживать форму, следить за весом, чтобы работала голова… Но если я могу приносить какую-то пользу Родине, то почему я должен быть в стороне? Да, возраст даёт о себе знать. Однако со всем, что требуется для моей работы, я справляюсь.
– То есть вас можно увидеть в небе над Ростовом?
– Да, я регулярно летаю.
– Есть ещё один известный человек с фамилией Падалка – Геннадий Иванович, космонавт. Знакомы ли вы с ним? Сами мечтали о космосе?
– В то время все мальчишки хотели стать космонавтами. Возможно, такое было и у меня, не помню уже.
Но помню совершенно точно, что сначала я захотел стать офицером, а потом – лётчиком. Мечтал поступать в Ейское лётное истребительное училище. Но там случилась ситуация, которую я тоже связываю с судьбой. Меня поставили в наряд ночью рубить дрова на кухню. А через несколько часов, уже утром, отправили на медкомиссию. И врач сказал: «У вас шумы в сердце – мы таких не берём». Однако я не оставил мысли о том, чтобы летать. Благодаря ростовскому ДОСААФ я почувствовал, что такое небо, узнал о вертолёте и поступил в итоге в Саратовское училище.
Кстати, с Геннадием Падалкой мы неоднократно общались. Возможно, у нас есть общие предки, но до конца мы это так и не смогли выяснить. И желания были схожие – стать лётчиком-истребителем. И, между прочим, у него это получилось.
– Ваши дети пошли по вашим стопам?
– Старший сын Роман захотел стать лётчиком после того, как в три года летал в обычном гражданском самолёте. Я его приобщал к небу, но не принуждал. Когда он оканчивал школу, сказал, что хочет быть именно гражданским пилотом. Я не стал его отговаривать. Считаю, что если есть цель, то надо идти вперёд. Главное теперь – учиться и достичь её.
Сегодня он учится в авиационном институте. К его выпуску как раз должны пойти в серию МС-21 и обновлённый «СуперДжет». Такая страна, как наша, не может оставаться без авиации.
