Кофе и сигарета. Как начинала своё утро старейшая актриса России

Последнее обновление 28 мая 2017 г.

25 мая в Ростове-на-Дону на 104-м году жизни ушла из жизни старейшая акриса России Варвара Шурховецкая.

В 2016 году в интервью корреспонденту «АиФ на Дону» Виктории Головко ветеран сцены рассказывала о секретах долголетия и о том, как сохранить большую любовь, о временах и нравах.

«Однажды решила написать мемуары. Кое-что набросала. Но потом порвала», — усмехается известная ростовская актриса, ветеран сцены Варвара Шурховецкая. — Почему так? Я не в ладах с нынешним временем. Люди стали какие-то равнодушные: уткнутся в телефон, и ничего им не надо. А ведь смысл жизни, мне кажется, как раз в доброте, в готовности услышать чей-то зов о помощи и поспешить на него... Или другая беда: золотого тельца поставили во главу угла. Нет, тех, кто честно зарабатывает, я приветствую, но тех, кто ворует... Так и хочется им сказать: на черта вам эти миллионы?! В гроб с собой заберёте, что ли?»

К советам вести здоровый образ жизни она относится с нескрываемой иронией. Начинает утро с сигареты («Я 75 лет курю. К чему уже бросать?») и чашечки крепкого кофе. Порой нет-нет да и подольёт туда несколько капель коньяка.

Несмотря на солидный возраст, держит руку на пульсе жизни — много читает, общается с подругами. Все они, впрочем, много моложе...

Чай из болота

«Чего только не довелось повидать... Порой думаю: «Тысячу и одну ночь» можно было бы написать. Но самые горькие воспоминания связаны, конечно, с Великой Отечественной войной», продолжает Варвара Ивановна.

Виктория Головко, «АиФ на Дону»: Слышала, что вы много лет добивались права именоваться участницей ВОВ.

Варвара Шурховецкая: 38 лет. Я почти всю войну была с Театром Красной Армии СКВО (туда меня приняли ещё в 1934 году) на фронте: спектакли, концерты, помощь в госпиталях. Ведь бывало и так: несколько спектаклей отыграешь в госпитале, а тут прибегает его начальник: «Девочки, выручайте, няньки по трое суток не спали. Не могу их разбудить». А пришёл эшелон раненых. Некому судна подать.

Мы подавали судна, подметали полы, разговаривали с бойцами, помогали им писать письма домой. Мне лица некоторых тех ребят, искалеченных войной, порой до сих пор снятся.

— В «Википедии» о вас написано: «На спектакли с её участием солдаты собирались почти 3200 раз».

— Понимаете, память о тех годах для меня священна, потому добиться звания участницы войны было делом принципа. Почему мне его не давали? Требовали справку из архива. А я всю жизнь терпеть не могу никаких бумажек, бюрократии. Нужной справки у меня не было. В придачу архив театра давным-давно сгорел. Выбила звание я совершенно случайно. А точнее, благодаря настойчивости соцработника. Она меня уговорила отправить запрос в Подольск, в военный архив Министерства обороны. И оттуда пришло подтверждение: мол, Ростовский театр Красной Армии СКВО в 1943 году был приравнен к действующей армии. Мне дали звание и начали выплачивать военную пенсию. Впрочем, за то, что много лет в просьбе отказывали, никто, разумеется, не извинился.

А вообще какими только ужасами не запомнилась война... Когда нашу труппу везли в Чкалов, где должны были выступать в госпитале, в лётных частях, дорогу разбомбили. Путь затянулся. Мы были одеты легко, а стукнули холода. На мне были резиновые сапоги. Отморозила ноги, и сапоги отдирали вместе с кожей... Под Астраханью из-за бомбёжек поезд застрял на 7 суток. Воду набирали из болот. И почти все заболели малярией.

Когда в конце войны театр вернулся в Ростов, оказалось, моя квартира занята под детский сад. Обычно учреждения выселяли. Но я попросила: «Не надо. Пусть детский сад остаётся». Я увидела женщин — мам детворы. Измождённые лица. И у каждой за плечами беда. У одной муж погиб, у другой вернулся без ноги, у третьей — контужен и теперь инвалид. В исполкоме пообещали дать мне взамен другое жильё. Ждала я его 8 лет, мыкаясь по коммуналкам. Но ни секунду о своём решении не пожалела.

Незаслуженная и незамужняя

Кстати, с тем садиком был связан и забавный эпизод.

— И какой?

— Ещё в 1941 году меня, 28-летнюю, представили к званию Заслуженной артистки. Но я отказалась. У нас была замечательная 50-летняя актриса, которую почему-то регалиями обошли. В политуправлении я сказала: «Да вы что, с ума сошли? Как я ей буду в глаза смотреть?» Так и осталась без звания.

Много позже меня позвали на очередной день рождения детского сада. Вышла заведующая: «Наш юбилей возможен благодаря заслуженной артистке Варваре Ивановне». На другой день я к ней пришла: «Вы меня в заслуженные произвели. А я незаслуженная. И незамужняя». (Смеётся).

Дело в том, что с первым мужем я два года не могла развестись. Потому со вторым — с  Яшей (режиссёром Яковом Давыдовичем Габом. — Авт.) мы свадьбу сыграли, но расписались только много лет спустя. Я ему говорила: «Я вольная птица, не хочу, чтобы мною командовали».

— С Яковом Давыдовичем вы прожили почти 40 лет. Хочу вас спросить: как десятилетиями сохранять любовь?

— Честными надо быть друг с другом. Другого рецепта я не знаю.

— С мужем у вас была разница в 18 лет...

— Помешало ли это? Нисколько! Когда мы познакомились с Яковом Давыдовичем, мне было 22 года, ему 40. Первый раз я выскочила замуж в 18 лет, когда была дура дурой. Юра, жених, заявил: «Если ты за меня не выйдешь, я застрелюсь». (Улыбается). Я купилась на такую угрозу и позже сильно о том замужестве пожалела. Юра изводил меня ревностью. Долго не давал развода. О новом замужестве и думать не хотелось. Но пути Господни неисповедимы... В театре Горького поставили новый спектакль — пьесу «Поэма о топоре». На «приёмку» собрались многие актёры, режиссёры. Перед началом я с подругами-актрисами сидела в фойе. Вошёл Гриднев — красавец, Кац — тоже хорош собой. А у Якова Давыдовича Габа внешность была не настолько эффектной. Лысинка, которую пытался спрятать. Но когда начали обсуждать и очередь дошла до него, я сидела и слушала, открыв рот. Так замечательно он говорил!

А я люблю мужчин не столько красивых, сколько умных.

Вскоре нас познакомили друзья. Чтобы быть поближе, Яша Габ снял квартиру в нашем дворе. Он оказался человеком-энциклопедией. В его квартире все стены были заставлены стеллажами с книгами. К сожалению, всю его библиотеку в войну вывезли фашисты...

Был он и душой любой компании, и человеком очень добрым. Я обожала его. И по сей день по нему тоскую.

Кимоно к юбилею

— Прожить длинную жизнь — это счастье?

— Долго жить тяжело. Особенно тяжело это для окружающих. Осточертели мы, долгожители, им со своими нотациями и советами (усмехается).

— Говорят, вы кое-что делаете по дому. А два года назад, на свой столетний юбилей, сами сшили себе кимоно.

— Так и было. Платья-кимоно я люблю. Я неплохо шью. Когда в 1948 году все ведомственные театры расформировали, я больше полугода зарабатывала тем, что обшивала подруг.

Любовью к шитью я обязана маме. Подростком её отдали на обучение в лучшую в Пятигорске (там она жила) пошивочную мастерскую. Хозяйка, еврейка Ева, прониклась к моей маме любовью и выучила её всем швейным премудростям.

Однажды в город с гастролями приехала знаменитая Вера Комиссаржевская. Заказала платье, которое и доверили сшить моей маме, хотя ей было всего 17 лет. Наряд так понравился известной актрисе, что она дала моей матери 5 рублей золотом — очень большие по тем временам деньги.

А что до быта... Я понемногу стираю. Готовит мне внучка. Я лишь иногда варю свои обожаемые пельмени. Прежде сама их лепила. Пельмени в нашей семье были самым любимым блюдом. Сын даже шутил: «Бабы и пельмени мне никогда не надоедают» (улыбается).

Да и вообще стараюсь брать от жизни всё: читаю, пока не устают глаза, слушаю радио, смотрю телевизор. Когда наведываются подруги, я только рада.

У меня нередко допытываются: что такое жизнь, в чём её смысл, в чём счастье? Для меня самым большим счастьем было любить и помогать людям: бежать на их зов о помощи... А самое большое горе — терять тех, кто бесконечно дорог и без кого жизнь уже никогда не станет прежней.