Сейчас доктору геолого-минералогических наук Анатолию Алексеевичу Ныркову 94 года, и о своей интересной жизни он рассказал «АиФ-на-Дону».
За партой и штурвалом
Юлия Морозова, «АиФ на Дону»: В 17 лет вы приехали из далёкой курской деревни в Новочеркасск и успешно сдали экзамены на геолога. Почему выбор пал именно на эту профессию?
Анатолий Нырков. Родился в 1923 г. в селе Шептуховк Курской обл.
Доктор геолого-минералогических наук, профессор.
В 1951-м окончил НПИ по специальности «Геология и разведка полезных ископаемых». Читал курсы кристаллографии, минералогии и общей геологии.
Создал на факультете НПИ лабораторию рентгеновского и термического анализа. Открыл новый минерал – сулунит.
Анатолий Нырков: В детстве мне совершенно случайно попалась «Занимательная минералогия» А.Е.Ферсмана. Как сейчас помню её обложку: коричневатая с арочным рисунком, на котором изображены дети с факелами в пещере. Тут я окончательно попался! Прочитал её взахлёб. Хотел найти что-то ещё про науку о камнях, но у нас библиотеки не было. Я набрался смелости и написал автору понравившейся книги.
Академик Ферсман не просто ответил мне, а прислал прекрасное издание «Разведка недр» Яковлева. Вот так и получилось, что я захотел стать геологом. После 10-го класса сам приехал в новочеркасский вуз (ныне ЮРГПУ (НПИ) имени М.И. Платова) и поступил на горный факультет. В 1941-м закончил первый курс, но началась война...
- Наверное, хотели как можно скорее попасть на фронт?
- Конечно. Я так радовался, когда меня зачислили в военно-авиационную школу! Начались полёты на У-2. Казалось бы, ещё чуть-чуть и в бой, но нас перекидывали из одной школы в другую (Краснодарская, Батайская, Черниговская). Курсантов было много, а самолётов не хватало. Мы просились на фронт, писали письма командирам, но нам отвечали: «Успеете ещё повоевать».
Некоторые парни, чтобы оказаться на передовой, решались на отчаянные шаги: специально воровали кастрюлю с супом или буханку хлеба, их отправляли в штрафную роту и на фронт. Война закончилась, а я так и не сделал ни одного боевого вылета. До сих пор не знаю: для чего нас берегли, почему не отправляли фашистов бить? В 46-м демобилизовался.
- И так снова оказались в институте?
- Не сразу. Из армии я вернулся с молодой женой Верочкой. То-то удивились мои родители, а отец говорит: «Раз ты теперь человек семейный, то иди работай». Я устроился мастером-технологом на олеумное производство (выпуск взрывчатых веществ промышленного и специального назначения).
Но меня постоянно тянуло в институт. Не выдержал, поехал в Новочеркасск. Вузовские корпуса были разбиты, пустые оконные проёмы, а деканат работает. Там я и написал заявление о восстановлении и 1 сентября вернулся на 2-й курс.
Вера меня поддержала, не испугалась. Хотя, конечно, тяжело нам жилось на съёмных квартирах, денег вечно не хватало. Но мы были молоды и полны сил. После защиты диплома меня направили начальником поисково-разведочной партии в Воркуту. Но из института посыпались письма с предложением вернуться на преподавательскую работу. Научная деятельность мне была так же интересна, как и полевые исследования - поэтому я согласился.
На кафедре «Общая и историческая геология, минералогия и петрография» проработал 40 лет, защитил кандидатскую и докторскую диссертации. При этом три летних месяца проводил в геолого-разведывательных экспедициях.
- Вы ведь даже новый минерал открыли - сулунит. Кстати, почему он так называется?
- Это было в районе Красного Сулина. Минерал - щёлочный хлорит, встречается только в местных глинистых почвах. Я предложил название энпэит, в честь родного института (НПИ), но в Москве мою инициативу «зарезали». Тогда предложил слово «сулунит», созвучное с Сулином. Этот вариант одобрили.
Происшествия «в поле»
- Геологическая жизнь богата разными приключениями...
- Это так. Мне доводилось побывать за Полярным кругом и в тропиках, ходить по пустыням Сахара и Кара-Кум, купаться в Байкале и в Индийском океане. Как-то занимались мы исследованием глинистых пород в горной Ингушетии, вблизи Грузии. Это были безлюдные места. По указу Сталина местных жителей отсюда выселили. От деревень остались развалины, брошенная домашняя утварь, плуги и даже швейные машинки. Всё поросло коноплёй и крапивой.
Мне нужно было на несколько дней уехать в Новочеркасск, провести занятия с заочниками. Трое геологов, вчерашних студентов, остались в лагере. Возвращаюсь, а они говорят: «Мы уже несколько дней не работаем, рядом появился Хызыр, известный в этих местах бандит».
Тут как раз подошёл знакомый пастух овечьей отары грузин Бичико. Ребята и ему показывают, как из разрушенного дома тонкой струйкой вьётся дымок: мол, там Хызыр прячется. Бичико, не долго думая, берданку сдёрнул с плеча и пошёл туда. Мы - за ним. Пастух быстро перемахнул через стенку и оказался внутри развалин. И сразу раздался выстрел, а за ним - второй. Мы совсем оробели.
Тут нам навстречу выходит весёлый Бичико. Говорит, что на руинах увидел одичавшую кошку. В неё-то и стрелял. Никакого бандита здесь не было. «А откуда дымок?» - спрашивают ребята. Оказывается, за 15 лет дикие голуби, обосновавшиеся в старом доме, оставили толстый слой помёта, который превратился в фосфаты и сам по себе возгорелся. Я потом на лекциях это студентам рассказывал, как пример биологического минералообразования.
- Анатолий Алексеевич, наверное, в походах самое главное люди, которые с тобой?
- Геологи - это совершенно особый народ. Во-первых, все «болеют» геологией, это любовь на всю жизнь. Во-вторых, щедрые, открытые, умеющие дружить. А по-другому никак, ведь природа, физические нагрузки, полевые работы и экстремальные ситуации сближают, объединяют людей, как ничто другое.
Уже десятки лет прошло с тех пор, как мы с рюкзаками за спинами шли по тайге, многих людей нет с нами. Но раз в год мы обязательно созванивались и собирались у меня. Друзья приезжали из самых дальних уголков страны. Жаль, что теперь, из-за возраста, эти встречи прекратились.
Ждали дома...
- Научная работа, участие в геологических экспедициях - когда же вы находили время для близких?
- Мой старший сын Евгений в первый разведывательный поход отправился со мной в 14 лет. Сам попросился. Тогда очень не повезло с погодой: холодный ливень хлестал несколько дней. Мы, порой по пояс в воде, переходили вышедшие из берегов бурлящие горные реки. Переводили навьюченных коней по скользким камням. Однако парень не сломался. Пошёл по моим стопам: полюбил кочевую жизнь и захотел открывать тайны земных недр. Сейчас Евгений кандидат геологических наук. Младший Борис, тоже никогда не боялся трудностей, стал пограничником.
Мы с женой Верой вынуждены были надолго оставлять наших мальчишек с бабушкой и дедушкой. Меня направили на 3 года в Камбоджу, готовить там местных геологов. Потом на пять лет мы с женой уехали в Алжир, тогда сыновья, уже окончили вузы и жили сами. В зарубежных городках для детей советских специалистов была только начальная школа, а ребятам надо учиться. Но теперь Евгений и Борис считают, что наше отсутствие сделало их самостоятельными. Как-то Женя сказал мне: «Помню, я засыпаю, а ты что-то пишешь. Утром просыпаюсь, а ты всё так же сидишь за столом. Наверное, благодаря такому примеру, я до сих пор не могу сидеть без дела».
- А как жена относилась к вашим долгим экспедициям?
- Она всегда разделяла моё увлечение геологией. Когда я возвращался из экспедиций, Вера часами слушала мои рассказы, рассматривала привезённые образцы минералов. Знаете, врачи всегда говорили, что у меня слабое сердце, жена очень из-за этого переживала. Старалась, чтобы я не нервничал по пустякам, сама вела дом, заботилась обо мне и детях. А 20 лет назад её не стало.
Сейчас я живу один. Ещё пару лет назад писал научные статьи в журналы, но в последнее время подводит зрение. Меня часто навещают внуки и правнуки, их у меня 8. Надеюсь, что стал для них хорошим дедом и прадедом.