Сейчас доктору геолого-минералогических наук Анатолию Алексеевичу Ныркову 94 года, и о своей интересной жизни он рассказал «АиФ-на-Дону».
За партой и штурвалом
Юлия Морозова, «АиФ на Дону»: В 17 лет вы приехали из далёкой курской деревни в Новочеркасск и успешно сдали экзамены на геолога. Почему выбор пал именно на эту профессию?
Анатолий Нырков. Родился в 1923 г. в селе Шептуховк Курской обл.
Доктор геолого-минералогических наук, профессор.
В 1951-м окончил НПИ по специальности «Геология и разведка полезных ископаемых». Читал курсы кристаллографии, минералогии и общей геологии.
Создал на факультете НПИ лабораторию рентгеновского и термического анализа. Открыл новый минерал – сулунит.
Анатолий Нырков: В детстве мне совершенно случайно попалась «Занимательная минералогия» А.Е.Ферсмана. Как сейчас помню её обложку: коричневатая с арочным рисунком, на котором изображены дети с факелами в пещере. Тут я окончательно попался! Прочитал её взахлёб. Хотел найти что-то ещё про науку о камнях, но у нас библиотеки не было. Я набрался смелости и написал автору понравившейся книги.
Академик Ферсман не просто ответил мне, а прислал прекрасное издание «Разведка недр» Яковлева. Вот так и получилось, что я захотел стать геологом. После 10-го класса сам приехал в новочеркасский вуз (ныне ЮРГПУ (НПИ) имени М.И. Платова) и поступил на горный факультет. В 1941-м закончил первый курс, но началась война...
- Наверное, хотели как можно скорее попасть на фронт?
- Конечно. Я так радовался, когда меня зачислили в военно-авиационную школу! Начались полёты на У-2. Казалось бы, ещё чуть-чуть и в бой, но нас перекидывали из одной школы в другую (Краснодарская, Батайская, Черниговская). Курсантов было много, а самолётов не хватало. Мы просились на фронт, писали письма командирам, но нам отвечали: «Успеете ещё повоевать».
Некоторые парни, чтобы оказаться на передовой, решались на отчаянные шаги: специально воровали кастрюлю с супом или буханку хлеба, их отправляли в штрафную роту и на фронт. Война закончилась, а я так и не сделал ни одного боевого вылета. До сих пор не знаю: для чего нас берегли, почему не отправляли фашистов бить? В 46-м демобилизовался.

- И так снова оказались в институте?
- Не сразу. Из армии я вернулся с молодой женой Верочкой. То-то удивились мои родители, а отец говорит: «Раз ты теперь человек семейный, то иди работай». Я устроился мастером-технологом на олеумное производство (выпуск взрывчатых веществ промышленного и специального назначения).
Но меня постоянно тянуло в институт. Не выдержал, поехал в Новочеркасск. Вузовские корпуса были разбиты, пустые оконные проёмы, а деканат работает. Там я и написал заявление о восстановлении и 1 сентября вернулся на 2-й курс.
Вера меня поддержала, не испугалась. Хотя, конечно, тяжело нам жилось на съёмных квартирах, денег вечно не хватало. Но мы были молоды и полны сил. После защиты диплома меня направили начальником поисково-разведочной партии в Воркуту. Но из института посыпались письма с предложением вернуться на преподавательскую работу. Научная деятельность мне была так же интересна, как и полевые исследования - поэтому я согласился.
На кафедре «Общая и историческая геология, минералогия и петрография» проработал 40 лет, защитил кандидатскую и докторскую диссертации. При этом три летних месяца проводил в геолого-разведывательных экспедициях.
- Вы ведь даже новый минерал открыли - сулунит. Кстати, почему он так называется?
- Это было в районе Красного Сулина. Минерал - щёлочный хлорит, встречается только в местных глинистых почвах. Я предложил название энпэит, в честь родного института (НПИ), но в Москве мою инициативу «зарезали». Тогда предложил слово «сулунит», созвучное с Сулином. Этот вариант одобрили.
Происшествия «в поле»
- Геологическая жизнь богата разными приключениями...
- Это так. Мне доводилось побывать за Полярным кругом и в тропиках, ходить по пустыням Сахара и Кара-Кум, купаться в Байкале и в Индийском океане. Как-то занимались мы исследованием глинистых пород в горной Ингушетии, вблизи Грузии. Это были безлюдные места. По указу Сталина местных жителей отсюда выселили. От деревень остались развалины, брошенная домашняя утварь, плуги и даже швейные машинки. Всё поросло коноплёй и крапивой.
Мне нужно было на несколько дней уехать в Новочеркасск, провести занятия с заочниками. Трое геологов, вчерашних студентов, остались в лагере. Возвращаюсь, а они говорят: «Мы уже несколько дней не работаем, рядом появился Хызыр, известный в этих местах бандит».
Тут как раз подошёл знакомый пастух овечьей отары грузин Бичико. Ребята и ему показывают, как из разрушенного дома тонкой струйкой вьётся дымок: мол, там Хызыр прячется. Бичико, не долго думая, берданку сдёрнул с плеча и пошёл туда. Мы - за ним. Пастух быстро перемахнул через стенку и оказался внутри развалин. И сразу раздался выстрел, а за ним - второй. Мы совсем оробели.
Тут нам навстречу выходит весёлый Бичико. Говорит, что на руинах увидел одичавшую кошку. В неё-то и стрелял. Никакого бандита здесь не было. «А откуда дымок?» - спрашивают ребята. Оказывается, за 15 лет дикие голуби, обосновавшиеся в старом доме, оставили толстый слой помёта, который превратился в фосфаты и сам по себе возгорелся. Я потом на лекциях это студентам рассказывал, как пример биологического минералообразования.
- Анатолий Алексеевич, наверное, в походах самое главное люди, которые с тобой?
- Геологи - это совершенно особый народ. Во-первых, все «болеют» геологией, это любовь на всю жизнь. Во-вторых, щедрые, открытые, умеющие дружить. А по-другому никак, ведь природа, физические нагрузки, полевые работы и экстремальные ситуации сближают, объединяют людей, как ничто другое.
Уже десятки лет прошло с тех пор, как мы с рюкзаками за спинами шли по тайге, многих людей нет с нами. Но раз в год мы обязательно созванивались и собирались у меня. Друзья приезжали из самых дальних уголков страны. Жаль, что теперь, из-за возраста, эти встречи прекратились.
Ждали дома...
- Научная работа, участие в геологических экспедициях - когда же вы находили время для близких?
- Мой старший сын Евгений в первый разведывательный поход отправился со мной в 14 лет. Сам попросился. Тогда очень не повезло с погодой: холодный ливень хлестал несколько дней. Мы, порой по пояс в воде, переходили вышедшие из берегов бурлящие горные реки. Переводили навьюченных коней по скользким камням. Однако парень не сломался. Пошёл по моим стопам: полюбил кочевую жизнь и захотел открывать тайны земных недр. Сейчас Евгений кандидат геологических наук. Младший Борис, тоже никогда не боялся трудностей, стал пограничником.
Мы с женой Верой вынуждены были надолго оставлять наших мальчишек с бабушкой и дедушкой. Меня направили на 3 года в Камбоджу, готовить там местных геологов. Потом на пять лет мы с женой уехали в Алжир, тогда сыновья, уже окончили вузы и жили сами. В зарубежных городках для детей советских специалистов была только начальная школа, а ребятам надо учиться. Но теперь Евгений и Борис считают, что наше отсутствие сделало их самостоятельными. Как-то Женя сказал мне: «Помню, я засыпаю, а ты что-то пишешь. Утром просыпаюсь, а ты всё так же сидишь за столом. Наверное, благодаря такому примеру, я до сих пор не могу сидеть без дела».
- А как жена относилась к вашим долгим экспедициям?
- Она всегда разделяла моё увлечение геологией. Когда я возвращался из экспедиций, Вера часами слушала мои рассказы, рассматривала привезённые образцы минералов. Знаете, врачи всегда говорили, что у меня слабое сердце, жена очень из-за этого переживала. Старалась, чтобы я не нервничал по пустякам, сама вела дом, заботилась обо мне и детях. А 20 лет назад её не стало.
Сейчас я живу один. Ещё пару лет назад писал научные статьи в журналы, но в последнее время подводит зрение. Меня часто навещают внуки и правнуки, их у меня 8. Надеюсь, что стал для них хорошим дедом и прадедом.
Мадам Пенициллин. Как советский учёный изобрела аналог первого антибиотика
Донские ученые нашли способ противодействовать заморам рыбы
Появление «световых столбов» над Ростовом объяснил ученый
Умереть на Марсе, жить на Венере. Учёный об освоении космоса и его угрозах
Правда, что в Ростове-на-Дону появится скульптура учёного кота?