Когда плохо на душе, но нельзя вешать нос, она его надевает - круглый, красный, клоунский. Наносит грим, и, оставляя за дверью плохое настроение и личные неурядицы, идёт туда, где чужие боль и страх заперты в четырёх стенах.
Каждый понедельник одна из ведущих актрис Ростовского молодёжного театра из Солохи, Фрекен Бок и Бабы Яги перевоплощается в больничного клоуна Заю. Вместо сцены - медицинские палаты и кабинеты. Светлана Лысенкова вместе с коллегами «выписывает» самое эффективное лекарство - улыбки и смех, делает «инъекции» надежды тем, кому это особенно нужно, - онкобольным детям.
Светлана Лысенкова. Родилась 30 апреля 1971 года.
Окончила Екатеринбургский государственный театральный институт. С 1993 года играет в ростовском Молодёжном театре.
С 2012 года работает больничным клоуном в медицинских учреждениях Ростова и области.
Полёт бабочки
- Казалось бы, детям, которые борются за жизнь и подолгу лежат в больнице, не до смеха...
- Но он им необходим. Представьте, до этого у них была самая обычная жизнь и с приходом болезни она вдруг остановилась. Эти маленькие существа не могут понять, почему им больно, за что у них всё отняли: нельзя гулять, рядом нет друзей, а порой и папы, ведь многие семьи с онкобольными детьми распадаются. И мы приходим, чтобы объяснить ребятам: жизнь не закончилась, просто сейчас она другая. Каждый наш выход можно сравнить с солнечным зайчиком, который мигает яркой вспышкой и исчезает. Или с бабочкой, которая взмахнула всего пару раз крылом и упорхнула, но её красивый полёт запомнится надолго.
Мы показываем небольшие номера, спектакли, но главное - работаем индивидуально с каждым ребёнком. Прежде беседуем с психологами и врачами, спрашиваем, к кому можно зайти в палату, к кому с маской, а к кому - только заглянуть через стекло. С малышами нельзя говорить о болезни. Каждый для нас здоров, это очень важно. С больничным клоуном можно не только смеяться, но и кричать, гримасничать, кусаться. Детям нужно куда-то девать эмоции, которые они не всегда могут выплеснуть на родителей и врачей, и порой мы прикрываемся подушкой и позволяем ребёнку ударить нас. Мы плачем вместе с детьми, потому что они делают это от боли. Да, и такое бывает. Не все дети идут на контакт. Многие отворачиваются лицом к стенке и неделями так лежат. И если сегодня ребёнок к нам хотя бы повернулся, это большое дело.
Очень часто нас зовут на помощь, когда дети отказываются от еды. Они ведь могут не есть днями. В процессе игры ребёнок начинает принимать пищу. Зовут и во время неприятных, болезненных процедур. С собой в больницу нельзя брать много реквизита, поскольку всё, с чем соприкасаются больные детки, в том числе костюмы, должно быть специально обработано. Этим детям многое нельзя. И даже воздушный шарик часто «воняет» невыносимо, потому что у этих больных обострено обоняние. Но мы придумываем игры с бинтами, перчатками, повязками. Когда провожаем малышей в операционную, каталка превращается в машину.
Эта профессия возникла в Израиле много лет назад, когда два клоуна начали ходить в местную больницу.
На них смотрели не без удивления, но не прогоняли. В больнице был аппарат МРТ, и каждый раз во время исследования дети так волновались, что им приходилось давать наркоз, иначе снимок не получался. Клоуны стали рассказывать маленьким пациентам, что аппарат - это космический корабль, в котором есть капсула для космонавта и поэтому очень важно лежать не шелохнувшись. И со временем наркоз перед МРТ уже не требовался.
- А взрослым нужны больничные клоуны?
- Конечно. Ребёнок многого не видит и не знает, не может делать самостоятельно. Весь этот груз ложится на маму, которая сидит у его постели и зависит от врача, делающего назначения. Поэтому в первую очередь мы заходим к доктору. Шутим, говорим что-то доброе, чтобы он сегодня немножко расслабился: от этого станет легче родителям. Мы с ними разговариваем и вместе плачем. Когда на меня как-то раз накричала мама малыша, я испугалась и расстроилась. Но наш психолог сказал: «Это же здорово! Она выпустила пар, значит, ребёнку достанутся только добрые эмоции».
Чужая боль
- В странах Европы, в Израиле больничная клоунада возведена в ранг профессии, и при медицинских вузах есть специальные школы. А у нас?
- В Ростове профессиональных больничных клоунов, которые работают с детьми регулярно, сегодня всего четверо - трое актёров нашего театра и ещё я. Мы начали ходить в больницы три года назад, и не везде нас приняли, не понимая, зачем всё это нужно. Но потом врачи подружились с нами.
Мы проходили обучение у Константина Седова, больничного клоуна из Москвы, который основал специальную школу в столице, Ростове и ещё нескольких городах. Это благотворительная организация. Нам шьют костюмы, закупают реквизит. С каждым клоуном работает психолог.
Когда Костя впервые приехал в Ростов и устроил кастинг в театре, я подумала: «Ну чему этот молодой парень меня может научить?» А он, глядя на опытных актёров, оробел и не мог толком рассказать обо всём том добром и прекрасном, что затеял. Это выглядело даже смешно, и никто из наших сперва не заинтересовался. Но потом некоторые потянулись. Полгода шло обучение, прежде чем мы впервые пришли к больным детям.
Каждое лето мы ездим на тренинги, куда приглашают больничных клоунов из-за границы - Израиля, Дании, Канады. Там это отдельная профессия, которой люди посвящают всю жизнь. У нас, к сожалению, такого нет. У многих детских благотворительных фондов есть свои клоуны. Но профессиональная организация, где их обучают, в России всего одна. Мы хотели привлечь Союз театральных деятелей, но в ответ услышали: «А что тут сложного? Все артисты подрабатывают клоунами». Люди не понимают, что это не халтура, а сложнейшая работа, на которую мы ходим в свой единственный выходной - понедельник.
- По статистике 90% детей с онкологией выживают и выздоравливают. Но каково это - работать с тяжелобольными малышами и с теми, кто, увы, обречён?
- Вы не первая это спрашиваете. Но как объяснить словами свои чувства, когда видишь ребёнка, которому КАЖДЫЙ ДЕНЬ больно и который даже не знает, что вскоре уйдёт? Это то, что можно только почувствовать сердцем. Нас учат не привязываться к детям, иначе невозможно работать. Мы строим психологический барьер, стенку. Конечно, первое время было гораздо сложнее. Но если я вам скажу, что привыкла, это будет ложь. Каждый из нас четверых в своё время хотел всё бросить, но остался по каким-то личным мотивам. У меня от рака умерла сестра...
Эти дети цепляются за жизнь и впитывают энергию из всего. От них выходишь как выжатый лимон.
Представьте, сколько нужно накопить жизненной энергии, чтобы её отдать. Но артист не может развиваться, если ничего не отдаёт. Я дарю детям частичку себя, а они учат тому, о чём взрослые часто забывают: что хорошо, а что плохо, что самое главное в жизни. Когда я только пришла в больницу, меня потрясли два мальчика 11 - 12 лет: им обоим нужно было пройти очень болезненную процедуру, которую часто делают под наркозом. Но ребята пообещали, что поддержат друг друга и откажутся от него. Оба выдержали. Это не просто сила воли, это настоящая дружба. Когда бывает трудно, я говорю себе: «У тебя две руки и две ноги, о чём ты плачешь, Света? Ты можешь сделать столько хорошего!»
Главный учитель
- Вы работаете в Молодёжном театре больше 20 лет, и, конечно, все роли для вас по-своему дороги, но наверняка есть самая памятная...
- Это моя первая роль, потому что была она просто отвратительная. После института я пришла в театр вся такая «звёздная», и мне Владимир Чигишев дал играть кошку. Ну ту, что гуляет сама по себе. Это была самая жестокая роль: я себя изводила, потому что ничего не получалось. Я попала в настоящий театр, и пришлось заново всему учиться. Владимир Борисович был моим первым учителем, который мне очень помог по жизни. Из 20 лет в театре 15 я проработала с ним.
- Недавно в театр пришли новые молодые артисты. Чувствуете конкуренцию?
- Нет. У каждого актёра свой статус и свои роли. По-моему, чувство конкуренции появляется, когда человек не уверен в себе. У меня сейчас немного ролей, но это нормально: пришёл новый режиссёр - Михаил Заец, и нужно время, чтобы сформировать репертуар.
- Сейчас в Молодёжном полные залы, но были и тяжёлые времена, когда сменялись режиссёры и многие артисты ушли из труппы.
- Мне никогда не хотелось бросить театр, даже в самые трудные времена. Мы, артисты, все больны театром. И многие из тех, кто тогда ушёл, вернулись. Мой сын учится в 10-м классе и ненавидит театр, потому что я здесь пропадаю целыми днями. Говорит: «Ты сцену любишь больше, чем меня». И я понимаю, что он тоже учит меня самому важному. Вот сегодня с утра произошёл неприятный случай: я потеряла деньги и еще полдня ходила бы расстроенная, а он сказал: «Мама, я так тебя люблю!» И я про всё забыла...
Смотрите также:
- Мария Зелинская: Социальный театр - это чудовищно тяжёлая работа, которая сводит с ума →
- Мармеладное сердечко. На что делает ставку ростовчанка-банкир →
- Боль чужой души. Как ночной звонок может изменить жизнь →