Сегодня все слышали о Хатыни, которую фашисты сожгли дотла, а её жителей расстреляли или замучили заживо. Но мало кто знает, что в годы оккупации в Ростовской области были свои хатыни, и одна из них находилась в Тарасовском районе.
Из всех жителей 2-го отделения Тарасовского зерносовхоза, расстрелянных немцами в 1942 году, в живых остались лишь несколько человек. Пожалуй, единственный, кто сегодня может об этом рассказать достоверно, - это жительница г. Каменска-Шахтинского Екатерина Васильевна Шишкалова.
Мы сидим в уютной каменской квартире, беседуем о жизни нынешней, минувшей и, конечно, о войне. И в памяти всплывают страшные дни декабря 1942 года, свидетельницей которых стала 12-летняя Катя.
Апокалипсис
Эту боль и страх трудно передать словами. Особенно свирепствовали немцы, когда в декабре 1942 года наши войска стали теснить их из района. Малейшее подозрение в поддержке Красной Армии каралось расстрелом.
Апофеозом обезумевших от ярости фашистов стала расправа с жителями 2-го отделения Тарасовского зерносовхоза. Здесь оккупанты наглядно решили продемонстрировать нечеловеческое зверство.
- В декабре 1942 года в наше 2-е отделение пришла группа красноармейцев. В их задачу входило посеять панику на оккупированных территориях, - рассказывает Екатерина Васильевна. - Прятались они в стогах сена, за провиантом приходили в посёлок. А на дорогах, по которым курсировали немецкие мотоциклисты, уничтожали их. Фашисты исчезали, следы проваливались в чёрную дыру. Немцы серьёзно обеспокоились появлением на стратегической дороге «чёрной дыры». Когда причину обнаружили, судьба посёлка была решена: его приказали стереть с лица земли, направив во 2-е отделение крупный карательный отряд.
Немцы со всех концов посёлка сгоняли жителей. Гнали как стадо животных, толкали в спину прикладами автоматов, пинали ногами. Солдат и мужчин отделили от женщин, детей и стариков. Последних повели к глубокому ерику у озерца. Для солдат устроили показательную казнь - их повесили у зернохранилища, на том самом месте, где они расстреляли несколько мотоциклетных нарядов. Затем каратели приступили к остальным, - она замолкает и долго вытирает покрасневшие от слёз глаза. - Жителей выстроили вдоль кручи. Мы с мамой, братом, тётей и маленькой сестрёнкой оказались где-то с краю. Когда раздались первые выстрелы, кто-то догадался крикнуть: «Падайте! Может, кто-нибудь выживет!» Многие стали бросаться в яму…
Катя тоже полетела вниз. Дальше - страх, боль, автоматные очереди и груда тел. Недвижимая толпа людей, издающая общий стон… Последние секунды жизни.
Вскоре наступила тишина. Немцы, подгоняемые декабрьским морозом, уходили из посёлка, оставляя после себя гору трупов и пепелище. Из всех зданий уцелели только зернохранилище и баня.
- Когда немцы ушли, я услышала голос: «Есть кто живой? Поднимайтесь!» Таких было много, но практически все они были раненые. Тех, кто мог идти, оказалось всего четверо - две женщины, мальчик и я.
Вся родня погибла. Мама умерла сразу, сестрёнка задохнулась, накрытая телами. Брат и тётя ещё были живы, но спасти их не удалось. В ту же ночь мы пошли в Тарасовку.
«Тебе лучше уйти!»
По пути в первой же попавшейся хате их наконец отогрели и накормили. Рассказали, что творят немцы в Тарасовке. Беженцы в свою очередь поведали о том, что случилось со 2-м отделением. Когда хозяева узнали, что Катя - дочь бывшего председателя да к тому же офицера и коммуниста, на побледневших лицах проступил страх.
- Они отвели меня в сторону и сказали: «Катя, тебе лучше уйти». И я пошла… Пришла в Тарасовку. А там, как и говорили, висят трупы на деревьях...
На одной из улиц её поймали немцы и затащили в дом. Там ей швырнули грязное бельё и приказали стирать. Хозяйка дома стала уговаривать «квартирантов» отпустить бедную девочку. И тогда, воспользовавшись моментом, Катя выскользнула в дверь и побежала прочь.
- На моё счастье по улице ехала какая-то подвода. Женщина крикнула: «Беги сюда!» - и я запрыгнула к ней в санки. Эта женщина, тётя Клава, оказалась моей спасительницей. Некоторое время я жила у неё, в хуторе Смеловка, а потом меня отыскали родственники из Шарпаевки.
С Богом в сердце
Между тем отец отмерял победные километры с востока на запад. Где-то на распределительном пункте ему сообщили, что семьи больше нет. После такой вести он не захотел жить. Екатерина Васильевна рассказывает, что были моменты, когда он специально подставлял себя под пули. Но смерть не брала его. А потом ему сказали в политотделе, что осталась живая дочь… После войны вместе с дочерью он перебрался в Крым. Катя закончила торговый техникум. Вышла замуж, родила дочь.
В 1969 году Екатерина Васильевна перебралась в Каменск и до пенсии проработала аппаратчицей на «Химволокне». Отец остаток жизни провёл тоже на родине - в деревне Шарпаевке. Там построил добротный дом, завёл хозяйство. Часто собирались с местными ветеранами и вспоминали фронтовые дороги.
- После войны отец стал очень верующим человеком, знал наизусть псалмы, участвовал в отпеваниях покойников. Когда я намекала ему, что он всё-таки коммунист, он всегда отвечал: «Дочка, на войне я прошёл через такой ад, до сих пор не верю, что живой. Я всю жизнь под Богом ходил».
…Каждый год, в день Великой Победы, семья Шишкаловых ездит на братскую могилу, где похоронены те, кто стоял на адской круче в конце декабря 1942 года. Сколько их погибло, никто до конца не знает. Одно время здесь был самодельный мемориал: кто-то заботливой рукой выложил камнями число «169». Это предполагаемое количество всех погибших, но их могло быть и больше.
Школьники в нарядных одеждах возлагают к памятнику свежие цветы. Единственный человек, для кого памятна эта пядь земли, - выжившая девочка Катя.
Смотрите также:
- У войны не женское лицо. Воспоминания жительниц Дона, попавших на фронт →
- Война и мир солдатской матери →
- Три встречи →