Он прекрасно ориентируется в хитросплетении пучков нервных волокон и сосудов. А между тем, нейрохирург Ростовской областной клинической больницы Евгений Федосов вовсе не помышлял о медицине, а готовился стать программистом.
Всего за полгода до поступления на факультет прикладной математики Евгений неожиданно сообщил родителям, что будет врачом. Шесть месяцев усиленной подготовки, и он студент Ростовского медуниверситета. Когда пришло время выбрать специализацию, остановился на нейрохирургии, по его мнению, именно она - самая логичная и точная отрасль медицины.
Рюкзак с ответственностью
Юлия Морзова, «АиФ»: Говорят, что нейрохирурги - это элита медицины.
Евгений Федосов: Не люблю ярлыки. В каждой профессии своя элита, всё зависит только от того, как отдаёшься делу. Просто нейрохирургия - одна из сложных специальностей. Современные высокотехнологичные виды диагностики - компьютерная томография (КТ), магнитно-резонансная томография (МРТ), ангиография (обследование сосудов с применением контраста) - всё развивалось для нейрохирургии и вокруг неё. Благодаря таким исследованиям мы можем планировать наши действия: как лучше сделать разрез, какие опасности нас ждут по пути к опухоли. А вот хирургам иногда приходится принимать решение об объёме операции уже во время неё.
Ю.М., «АиФ»: Наверное, вашу первую самостоятельную операцию помните до сих пор?
Е.Ф.: И это был ужас! Боялся так, что даже руки не дрожали (смеётся). Представьте, я заступил на своё первое дежурство в БСМП и тут же поступает пациент с субдуральной гематомой. Говорю своему старшему коллеге: «Я всё приготовил, пойдёмте, я вам буду ассистировать». А он мне: «У тебя бумажка есть, что ты нейрохирург? Вот иди и оперируй! Я подстрахую». Субдуральная гематома - это когда в результате травмы головы между мозгом и его оболочками образуется сгусток крови, который давит на мозг. Вот этот кровяной сгусток и нужно убрать. Не сложно, но когда первый раз, то очень волнительно! Мне тогда вообще повезло: за мои первые 10 дежурств в БСМП мне пришлось сделать 8 операций. Со временем волнение уменьшается, но чувство ответственности и страх за жизнь человека висят на тебе, как тяжёлый рюкзак.
В БСМП работа непростая: и физически, и психологически. Стоит задача: не дать умереть пациенту, и почти всегда нужно экстренно принимать решения. Чего там только не было: люди с топором в голове, гражданин, случайно выстреливший дюбелем себе в череп. Запомнился мне мальчик лет семи. Он нашёл где-то палку алюминиевую с длинным гвоздём на конце и стал с ней бегать. Упал, а палка через лобную пазуху вонзилась в лобную долю. Привозят ребёнка, он плачет, железяка из головы торчит. Тогда первым делом вызвали спасателей, чтобы они пневмокусачками обрезали большую часть палки. А потом уже повезли мальчика на операцию. Тогда всё закончилось хорошо.
Не терять веру
Ю.М., «АиФ»: Часто ли вы в своей работе сталкиваетесь с тем, что считаете чудом?
Е.Ф.: Любой хирург знает, что есть вещи, которые от нас мало зависят. Вспоминаю девочку-подростка с гидроцефалией, которая перенесла 11 операций, последнюю из них делал я. Пациентка несколько месяцев лежала без признаков сознания, кричала и её мучили сильнейшие судороги. Ребёнок получал просто сумасшедшие дозы антиконвульсантов. Не знаю, как этот ужас пережили её родители... Через несколько лет приходит ко мне барышня и говорит так решительно: «Доктор, вы когда-то меня оперировали. А сейчас нужно ваше заключение, что мне можно беременеть». Моему удивлению не было предела, когда понял, что передо мной та самая девочка. Она закончила вуз, вышла замуж и жила полноценной жизнью. Я был в шоке: вот это пластические возможности мозга к восстановлению! А как-то был пациент, на котором все поставили крест. После очередной операции его состояние сильно ухудшилось. Потом 40 дней пролежал без сознания. Надежда угасала. Я пришёл его проведать, сел к нему на койку и говорю (больше сам себе): «Как наши дела, Андрей Викторович?» И вдруг он открывает глаза и отвечает: «Кто его знает». И после этого пошло успешное восстановление. Так что никогда нельзя терять веру.
- В соцсетях получила широкую огласку история про сложную операцию, связанную с извлечением стебля розы. Всё обросло такими подробностями, что уже трудно понять, где правда, а где вымысел. Вы, как непосредственный участник, могли бы пролить свет на те события?
- В 2012 году 40-летняя жительница Таганрога вечером вышла во двор, чтобы почистить пылесос. Когда через 40 минут она не вернулась, то домашние забеспокоились, а потом обнаружили её лежащую лицом вниз на снегу. Видимо она поскользнулась и упала на обрезанный розовый куст, припорошенный снегом. К нам в областную больницу она попала на следующий день. Результаты исследования были неутешительные: черенок растения вошёл через верхнюю глазничную щель, повредил зрительный нерв и воткнулся в ножку мозга. Мы начали операцию: вскрыли череп, ассистент аккуратно, миллиметр за миллиметром, тянет черенок, я контролирую кровотечения из крупных артерий. Вытащили. Но были ещё проблемы.
Инородное тело с шипами и бактериями - это инфекция. Поэтому потом развился жуткий гнойный менингит. Но пациентка выкарабкалась! Это успех не только хирургов, а в большей мере её гражданского мужа. Он очень трогательно заботился о женщине, приезжал к нам на консультации по уходу и обеспечил все условия для правильного восстановления. Но, пожалуйста, не надо думать, что после такой травмы пациентка полностью выздоровела и, как написали в соцсетях, побежала на работу. Она еле передвигалась по комнате самостоятельно, у неё не видит глаз. Представьте, какой это психологический удар для вчера ещё полной сил красивой 40-летней женщины. Поэтому мне не хочется делать из этой истории сенсацию...Дольше - не значит лучше
Ю.М., «АиФ»: Сколько может длиться операция?
Е.Ф.: Длительность операции не всегда признак мастерства врача. У меня такой подход: чем меньше идёт операция, тем меньше риск для пациента: человек теряет меньше крови, используется меньше препаратов для наркоза, меньше риск образования тромбов и т.д. В среднем оперируем от 1,5 до 3 ч. Моя самая длинная операция шла восемь часов. В первый раз удалял опухоль из вестибулярных волокон слухового нерва. Вокруг масса корешков нервов, среди них и те, которые отвечают за глотание, движение и чувствительность в лице. Рядом центры дыхания и кровообращения, мозжечок и крупные артерии. И вот опухоль нужно аккуратно отделить и ничего не повредить. А вообще меня смешит, когда слышу: «Представляете, а он 11 часов менингиому удалял!» Что так впечатляет? Ведь в этой ситуации скорее всего это первая операция хирурга и он не знал, что и где искать, либо возникли непредвиденные осложнения. Я ездил на обучение в НИИ им. Бурденко и там на планёрке разбирали случай: у ребёнка была огромная кистозная опухоль, почти на всё полушарие. А её успешно удалили за 40 минут. Вот это настоящий класс и высокие технологии!
Ю.М., «АиФ»: Евгений Александрович, а что же приходится удалять чаще всего?
Е.Ф.: В областной клинической больнице мы проводим более 22000 операций в год. Из них больше 700 нейрохирургических. На мою долю приходится где-то 100. Это не так много. Есть ещё и другие задачи: дежурство по отделению, по санавиации (термин старый, сейчас на машинах выезжаем консультировать и оперировать в другие районы) и консультации по телемедицине: к нам присылают снимки с томографов других клиник, а мы их изучаем и консультируем врачей, в том году таких обращений насчитали 19 000.
Сам я специализируюсь на нейроонкологии (внутричерепные и внутрипозвоночные опухоли). А вообще мы оперируем грыжи дисков, врождённые аномалии центральной нервной системы, есть бригада сосудистых нейрохирургов. Кстати, у нас грыжи дисков в шутку называют «нейрохирургический хлеб» - иногда в отделении по 6 таких операций в день бывает.
Ю.М., «АиФ»: Что же, это заболевание бич современности?
Е.Ф.: Не согласен с этим. Сейчас так много диагностируется межпозвонковых грыж, потому что появились томографы. Любой пациент может самостоятельно выполнить МРТ, причём даже без направления врача. Если бы томографы поставили в XV веке, то статистика грыж, пожалуй, была бы куда как плачевнее. Тогда тяжело работали физически большинство людей и, соответственно, нагрузки на позвоночник увеличивались.
Ю.М., «АиФ»: В одном сериале опытный доктор говорит интерну: «Если ты будешь с каждым пациентом проживать его жизнь, то никогда не станешь хорошим врачом». Согласны с этим утверждением?
Е.Ф.: Сначала молодые врачи действительно очень переживают, пропускают всё через себя. Со временем учишься отсеивать то, что нельзя нести домой. Это не значит, что ты превращаешься в циника, просто понимаешь: можешь - помогай, не можешь - признай этот факт. Но мне до сих пор очень тяжело говорить пациенту, что его заболевание смертельно... к этому невозможно привыкнуть.