Страшное лицо войны. Ветеран ВОВ Николай Ермаков отметит вековой юбилей

Время неумолимо сокращает ряды героев Великой Отечественной Войны. По данным администрации Ростова-на-Дону, на 2024 в области осталось 84 участника и инвалида войны, 889 тружеников тыла, 840 вдов погибших либо умерших ветеранов, 196 бывших несовершеннолетних узников фашистских концлагерей, 52 ветерана, награжденных знаком «Житель блокадного Ленинграда».

Великую Отечественную войну прошёл Николай Васильевич Ермаков, которому 8 апреля исполнится 100 лет. Корреспонденту Rostov.aif.ru удалось пообщаться с героем и узнать историю его жизни.

Убитых было много

Летом 1941 года жизнь в хуторе шла своим чередом, несмотря на невыносимую жару и начавшуюся уборку хлебов. О войне никто не подозревал, и семнадцатилетний Николай Ермаков не представлял, что скоро ему предстоит защищать Родину. В 42-м хутор оккупировали немцы.

Год спустя, во время освобождения Савельева, погибло множество советских солдат. Чтобы восполнить потери, призвали молодых ребят из окрестных хуторов, среди которых был и Николай Ермаков. Пройдя обучение в Красном Сулине, он стал солдатом действующей армии, не зная, где и в каких войсках ему суждено будет воевать. К сожалению, юношам и девушкам той военной поры не пришлось познать всех тех радостей, которые могла бы подарить молодость.

Сразу после освобождения хутора Гапкин, примерно в феврале 43-го, новобранцев призвали на службу. До этого им приходилось заниматься погребением погибших и ухаживать за ранеными, размещенными в казачьих куренях.

«В нашем районе, — рассказывает Николай Васильевич, — наверное, нет таких мест, где не было бы воинских братских захоронений. В 1943 году, зимой, сразу после освобождения нашего хутора, я вместе с другими такими же подростками, женщинами и стариками свозил и стаскивал погибших советских бойцов к местам захоронений. Отступая, немцы оказывали яростное сопротивление. Убитых было много. Таская на январском морозе окоченевшие тела, я иногда заглядывал в лица убитых солдат. Это было страшно. Точнее, это — страшное лицо войны. И еще один момент потряс меня. Когда наши войска освободили хутор, то увидел, как по улицам шли усталые, порой плохо вооруженные и не по-зимнему одетые бойцы. Перед глазами как сейчас стоит картина — такой же усталый и измученный верблюд тащит „сорокопятку“ (45-мм противотанковая пушка образца 1937 года (53-К) — прим. ред.). В голове не укладывалось: как наши люди смогли одолеть столь грозного врага? Ведь я был в оккупации и видел, что немецкие солдаты пешком не передвигаются. Армия у них была хорошо оснащена мотоциклами и другой техникой. И, тем не менее, немцы отступали, бросая свое добротное имущество и военную технику», — вспоминает Николай Ермаков.

После сокрушительного поражения под Сталинградом Вермахт отступал, и, вероятно, поэтому 18-летним новобранцам дали возможность пройти небольшую военную подготовку в Красном Сулине. Там они стреляли, совершали марш-броски, учились окапываться.

«Уставали так, что буквально засыпали на ходу, — рассказывает фронтовик. —Идём, бывало, километров двадцать-тридцать. Смотришь, кто-то отрывается от строя и уходит в сторону. Зовешь — не отзывается. Догоняешь, а он спит! Но всем было понятно, чем больше ты прольешь пота сейчас, тем меньше шансов пролить кровь там, на передовой...»

«Мой первый бой — Миус»

Мощный оборонительный рубеж на реке Миус, созданный немцами в декабре 1941-го, советские войска пытались прорвать дважды: с декабря 1941 по июль 1942 и с февраля по август 1943 года.

Успех пришел лишь в августе 43-го в ходе Донбасской операции, когда войска Южного фронта прорвали оборону у Куйбышево. Туда направили и Николая Ермакова в составе свежих сил из новобранцев и передислоцированных частей. Несмотря на подготовку, июньское попадание на передовую поразило их сложностью наступления: 11-километровая оборона вдоль правого берега Миуса, использовавшая естественный рельеф — обрывы, высоты, овраги, скалы, включая Саур-Могилу, охватывала около 800 населенных пунктов на 45-50-километровом участке.

«Мой первый бой — Миус, сентябрь 43-го. Ад у Саур-Могилы, там и первое ранение — навылет из автомата. Две недели в госпитале в Красном Сулине, и снова на Миус, где получил тяжелое осколочное в спину. Немец — на высоте, мы — внизу, атакуем, гоним их. Бросают орудия. Бежим с помощником командира взвода, он впереди. «Вон они, немцы!» — его убило, а меня ранило осколком. Кем я только не был на той войне, приходилось быть и стрелком, и автоматчиком, и минометчиком, главное - одержать победу над врагом. А она давалась нелегко. Да, попало нам..."

Ранен, но не сломлен

Пока на Курской дуге вершилась история, не менее жестокие бои шли на Миус-фронте. Наступая на противника, советские бойцы не только прорывали оборону, но и отвлекали немалые силы с «огненной дуги».

Особенно тяжёлые бои происходили с 17 июля по 2 августа 1943 года за плацдарм в районе села Степановка. Николай Ермаков тогда попал как раз в гущу событий.

При очередной атаке его с друзьями запечатлел военный фотокорреспондент. Они, военкоры, как известно, на передовой тоже шли в бой вместе с другими солдатами, не забывая о своей главной миссии — запечатлеть историю в кадре. Сейчас эта фотография — классика военной фотохроники. Николай Ермаков, рассматривая фото, узнал боевых товарищей и свое подразделение, с которым брал Степановку, и воспоминания нахлынули...

"Бегу первым. Следом — пулеметный расчет: Иван Мамонов и Нагибин (имя забыл). Иван войну прошел, а Нагибин погиб. Два легких ранения, возвращение в строй, освобождение Сталино (Донецка). Третье, тяжелое, — полгода в госпитале..."

Наступление Южного фронта, начавшееся 18 августа, по мнению историков, сыграло важнейшую роль в войне. Без мощного натиска на этом направлении ход событий на Курской дуге мог быть иным.

Полученное в бою ранение было настолько серьезным, что Николаю Ермакову пришлось пролежать в лазарете долгих шесть месяцев. "Миусных" бойцов отправляли в тыл, в город Шахты. Там он и оказался, в убогом, наполовину разбитом здании, кое-как приспособленном под лазарет. Солдаты лежали на земляном полу, подстелив вместо матрацев солому. Как вспоминает фронтовик, завшивленность была такова, что насекомые буквально сыпались с бинтов, когда делали перевязки. Кстати, сами раненые (кто мог) эти бинты и стирали.

Через некоторое время Николая отправили в населенный пункт недалеко от Батуми, где свежий воздух моря и гор благоприятно подействовал на выздоровление молодого организма.

"Осиное гнездо"

В 1944 году он попал в запасной полк и, полностью окрепнув, на теплоходе вместе с другими бойцами отбыл в Иран.

Территория Ирана активно использовалась «вторым фронтом». Приходили через эту страну эшелоны, прилегали самолеты. На складах хранилась иностранная техника, продовольствие, обмундирование. Все это добро нужно было охранять и перевозить в Союз. Это была, конечно, не передовая, но опасностей было достаточно. В то время немецкая разведка превратила Иран в "осиное гнездо" для своих агентов.

"Помню, как нас, где-то человек 30, отобрали и погрузили в грузопассажирский теплоход, через Каспийское море повезли в Иран. Там наши войска находились, держали южные границы, чтобы немец не прошел через Иран, Азербайджан, а нас отправили туда как пополнение. Мы там немного побыли и вышли. Опять попадаем на формировочный пункт, те расформировали. После ранения в 1944 году попал в 90-ю стрелковую бригаду", - говорит ветеран.

Путь домой

Наступил май 45-го, принеся с собой весну и долгожданную Победу.

"День Победы я встретил в госпитале города Гори, который находится на Кавказе. В этот госпиталь отправляли тяжелораненых, иначе он назывался «глубокий тыл», пробыл там 6 месяцев, потом в запасной полк. Как узнали о Победе, мы плясали, песни пели и плакали от счастья", — вспоминает фронтовик.

Москва салютовала героям, но путь Николая Ермакова домой растянулся на долгих семь лет. Фронтовик, трижды раненый, отмеченный медалями за боевые заслуги, вместо дома после войны вновь оказался в армии.

"Шла демобилизация, — вспоминает Николай Васильевич, — фронтовики разъезжались. Но армию полностью не распускали. Вот и призвали нас, молодых, служить дальше. Когда оказался в запасном стрелковом полку, офицеры приезжали и смотрели на нас. Помню, подошел ко мне флотский офицер и спросил у меня: "Как фамилия?". Записал он ее и сказал: "Буду вызывать, выходи". И я попал на Черноморский флот, где прослужил 8 лет, до 1950 года. Уходил солдатом, а вернулся в родной Гапкин матросом..."

Всю жизнь Николай Васильевич проработал в местном колхозе: в МТС, на пилораме, пчеловодом. За добросовестный труд награжден медалью. Как единственный фронтовик в хуторе, он часто принимает гостей, рассказывая о событиях тех далеких лет, показывая фото с боевыми товарищами во время атаки и вспоминая Миус-фронт.