В юности Наталья Березина работала акушеркой, затем увлеклась фотографией, а десять лет назад занялась боксом. Сегодня она няня фонда «Доброе дело» – помогает детям, оказавшимся в больнице без родителей.
Как дети превращаются в «больничных» и зачем им няня, она рассказала rostov.aif.ru.
Программа «Больничные дети» родилась на базе Таганрогской больницы 10 лет назад. Потом присоединились Новочеркасск, Шахты и Аксай.
Березина долго помогала фонду как фотограф-волонтёр. Когда услышала, что детям нужна больничная няня, подумала два боксёрских раунда с перерывом, это семь минут – и предложила свою кандидатуру.
Наталья Березина: Из спорта я ушла по состоянию здоровья, раньше был не только бокс, но и рукопашный бой. Дети мои выросли, сыну 18 лет, дочке 14, их уже не потискаешь, а материнской любви во мне много. И пусть я не читала Макаренко, но с людьми и особенно детьми нахожу общий язык быстро. В спорте же как: в долю секунды ты считываешь, кто перед тобой, а потом действуешь.
Светлана Ломакина, rostov.aif.ru: У вас есть спортивное прозвище?
– Когда-то работала в кадровом менеджменте и как-то после боя пришла в офис с рассечённой бровью, меня в шутку называли Тайсоном.
– Получается, няня Тайсон?
Наташа смеётся, и её густой заразительный смех катится по кафе. Люди прислушиваются. Официантка делает музыку потише.
Первый «рабочий» ребёнок
Сегодня у няни Таши выходной. Поэтому она подтянутая. И уже, кажется, подзабывшая о смене, где нахаживает по 16 тысяч шагов, начитывает до хрипоты сказки и носит на руках своего подопечного, двухлетнего мальчика с ДЦП.
Первым её «больничным ребёнком» был полутарогодовалый голубоглазый Миша. Наташа называет его идеальным: Миша хорошо спал, аккуратно ел и вдумчиво её слушал. А когда она брала его на руки, вглядывался в её лицо так, как смотрят на мам. Гладил по щеке, ощупывал нос, проводил крохотными пальчиками по ресницам. А когда Таша уходила, Миша смотрел из кроватки ей вслед и взглядом говорил, что не будет ни плакать, ни досаждать – он знает, она вернётся.
Вместе они провели два дня, на третий Мише надо было возвращаться в Дом малютки. Наташа вечером плакала и просила мужа забрать Мишу к ним.
Муж ответил: «Это твой первый «рабочий» ребёнок, дальше будут другие. Давай подождём полгода, если ты не откажешься от этой мысли, тогда я его найду».
Муж у Таши серьёзный, слов на ветер не бросает. Поэтому она поверила:
«Даже на то, чтобы завести собаку, нам понадобилось четыре года. А тут – живой человек. Ты прав...»
Немного отпустило.
Хлеб под подушкой
После Миши Наташе достался Бандит. Это прозвище она произносит со смехом. Хотя в первые дни с пятилетним Юрой было совсем не смешно. Няня Тайсон буквально по нитке ходила, чтобы не скатиться в неспортивное поведение, потому что Юра делал всё, чего делать не следовало: грубил, отказывался есть супы и каши, доброту воспринимал как слабость и задирал всех детей, которые попадались ему в общем коридоре.
– И даже по имени меня он называть не хотел. И только потом, когда он ко мне привык и стал рассказывать свою историю, я поняла, что к нему надо искать подход и ждать, пока мальчик оттает. Потому что Юра жил, как маугли, – объясняет она. – Его мама погибла, когда Юре было два года. Когда было почти пять, на глазах Юры отца убила сожительница. Он так и говорил: «Приходила Наташа с топором, била папу, папа умирал». Малыш после всего этого бегал в огороде, там же лежала пьяная бабушка... Вот в этом он рос... И очень рано стал относиться к миру с недоверием: такой, один в поле воин, всё время пытался оторвать себе место под солнцем. И играть ни с кем не хотел – ему надо было, чтобы все игрушки были его, чтобы не пришлось делиться. Исправляли мы это очень долго.
Вначале няня Наташа садилась играть с Юрой сама: учила, как строить из кубиков гараж, как парковать машины, как перевозить в машинах людей. Потом аккуратно приглашала в игру других детей, сидела рядом, направляла, контролировала.
Объясняла, что под подушку больше не надо прятать хлеб: и завтра, и послезавтра хлеб в жизни Юры будет. А суп и каша – это тоже еда, и, если к ней привыкнуть, очень вкусная. Ничуть не хуже, чем макароны, которые Юра считал за лакомство и которые поначалу ел исключительно руками.
– Иногда у него были приступы нежности ко мне, но это была такая странная нежность, замешанная на агрессии: то ли хочет сильно обнять, то ли задушить в объятиях. Он же очень злился, когда я что-то запрещала. Драться нельзя, бегать по коридорам нельзя. Он закипал в секунду... Но в игровой менялся. А со временем привык и даже стал говорить волшебные слова: «спасибо», «пожалуйста», «вы». Я объясняла, что, когда ко взрослому обращаешься на «вы» и не грубишь, открываются многие двери. Так мы и учились.
– Сколько пробыли с Юрой?
– Две недели. А потом его взяли в семью. Я, с одной стороны, была очень рада, что он не поедет в детский дом, а с другой – привязалась и, когда собирала вещи, плакала. Он прибежал: «Няня, поехали со мной, я без тебя не хочу! Там я буду бояться!» Но он отправился в хорошую семью. И спустя время его новый папа мне позвонил, рассказал, что всё у них хорошо и Юра делает всё больше успехов.
Оторвали, как старый лейкопластырь
Сегодня Наташа ухаживает за Митей. Ему два года, у него ДЦП и несколько сопутствующих диагнозов, поэтому няне приходится носить его на руках. И налаживать контакт всеми вербальными и невербальными способами, потому что Митя – иностранец.
Так называет его няня. А если не вдаваться в юридические тонкости, то мальчик родился в цыганской семье и, судя по его первым дням в больнице, русскую речь он раньше не слышал.
– Цыгане обычно не отдают своих детей, – заметила я.
– Да, мне рассказывали. Была тут в больнице женщина из табора, подходила поговорить о Мите, благодарила за отношение к ребёнку, сказала, что случай редкий, и они это осуждают. Но случилось как случилось: этот мальчик больной, а в их семье родился ещё один, здоровый, место надо было освободить. Бабушка начала сюда ходить, рыдать над кроваткой. Я попросила не нервировать ребёнка: оторвали малыша, как старый лейкопластырь, выкинули, значит нечего... Пусть уже от них отвыкает. Я с Митей уже два месяца. Пока готовятся его документы. Мы успешно занимаемся: он стал отзываться на мой голос, гулит, переворачивается, если даёшь ему пальцы, пытается встать. Это значит, что пацан перспективный. А как он мои песни любит! Более благодарного слушателя у меня и не было никогда!
– Что поёте?
– Муслим Магомаев «Лучший город земли», «Крылатые качели». И вообще он очень музыкальный. Всё-таки кровь – большое дело.
Свои, чужие, наши
Когда Таша с Митей уже привыкли друг к другу, выработали систему сигналов и график занятий и сна, в больницу привезли сразу четверых детей. Старшему мальчику было 13 лет, его сёстрам 10 и 7 и младшему их брату 2 года. Мама детей уходила в запои, отец не пил, но, чтобы прокормить большую семью, постоянно пропадал на полевых работах. Детям помогали соседи – подкармливали, присматривали. Но в июне, когда мать сорвалась серьёзно и надолго, соседи вызвали органы опеки. Дети попали к няне Наташе.
– Старший мальчик в свои 13 лет был сёстрам и брату, как отец. Дома он следил за ними, и тут помогал мне. А я в те дни разрывалась: хотелось же и девочкам внимание уделить. Мы с ними играли в СПА-салон, я принесла из дому всякие бальзамы, шампуни. Хорошенько их вымыла, причёски мы сделали – красавицы! Всё, я побежала к малышам, вечером прихожу – косы красавицы мои расплели и снова сидят неухоженные. Почему? Так привыкли. И мы стали разговаривать о том, какой должна быть девушка, женщина. В чём её сильная сторона, почему важно быть ухоженной, воспитанной, приятной. Убирали постели, приводили в порядок волосы, следили за нарядами.
Фонд привёз детям вещи, а старшему мальчику, он крупненький, ничего не подошло. В тихий час мы побежали в магазин. Я его одела в новое, и он был так счастлив, как будто «Бентли» получил! Потом говорю: «Хочешь мороженое?» – «Хочу, но я не один, можно всем?» Меня это так тронуло: мог бы съесть сам, но у него младшие, он помнит о них каждую минуту. Он же попросил помочь починить их семье крышу – она частично выгорела после пожара.
– Помогли?
– Я попросила мужа, он предприниматель и депутат. Да, помог с крышей и вывозом мусора, дом привели в порядок. Мне бы очень хотелось, чтобы дети смогли вернуться к себе. Отец-то у них не пьёт, справляется.
– А вы справляетесь?
– Не всегда. Сплю, бывает, плохо, но стараюсь гнать тяжёлые мысли. И не хочу думать, что в судьбах детей всё может дальше повернуться не так, как я бы хотела.
– Что значит ваша татуировка?
– Это надпись на испанском: «Мои дети – продолжение моё. Мои дети – то, что богом мне дано».
– «Больничные дети» теперь тоже в некотором смысле ваши?
– Да. Мы с ними вместе проживаем этот участок их жизни. И сейчас они мои. И мне хочется, чтобы когда-то, спустя годы, они сказали: «А помнишь у нас в больнице была нянька? Ругала нас. Или хвалила нас?» Чтобы случай какой-то хороший вспомнили и поняли, что я от всего сердца желала им добра. И чтобы это добро им когда-то пригодилось.
Помочь детям. Бегуны в Ростове собрали 1,2 млн руб. на благотворительность 
Добрые дела не стоит делать в тишине. Проект «Мир неравнодушных людей»