В ростовской Нахичевани — почти целый квартал исторических особняков, когда-то принадлежавших зажиточной семье донских армян Аладжаловых. В одном из них 18 ноября 1900 года родился черноглазый мальчик Костя, который через несколько десятилетий стал иллюстратором обложек самых известных журналов в США.
Как от плакатов с Лениным Константин Аладжалов дошел до изображения «нормального американца», почему портрет Есенина стал ступенькой для его карьеры в США и что связывает семью художника с романом «Мастер и Маргарита», выяснила корреспондент Rostov.aif.ru.
Нахичеванский мальчик
Дома Аладжаловых — Семёна, Иосифа, Елены находятся рядом, на самом стыке старого армянского Нахичевана-на-Дону и Ростова — на улице 1-й Георгиевской (сейчас это ул. Закруткина). Вид у зданий сейчас не самый респектабельный, на карте они отмечены как «достопримечательности». На этом всё. Кто тут жил больше сотни лет назад, в Ростове знают единицы.
А родился и жил здесь русский американец Константин Аладжалов, знаменитый художник-иллюстратор, буквально «врисовавший» свое имя в историю.
«В Нахичевани жил отец Аладжалова, там же и родился Константин. Родовое гнездо семьи его матери располагалось на ул. Социалистической (в то время Никольской), этот маленький домик сохранился и сейчас. До революции он принадлежал двум сёстрам — Софье и Изабелле Тер-Абрамян. Изабелла и стала матерью Константина Аладжалова», — рассказывает ростовский краевед Леонид Санкин.
По его словам, в 20-е годы прошлого века семья Аладжаловых переехала в Москву, в известный дом № 10 на ул. Садовой. Сейчас в нем музей Михаила Булгакова.
«Именно этот дом описан в романе „Мастер и Маргарита“ под номером 302 бис, квартира 50», — поясняет краевед.
В такой интересной семье не могли родиться обычные дети. Все три сына Изабеллы и Семёна стали известными художниками. Младшие братья Константина — Семён и Степан — остались на Родине и сделали себе имя в качестве советских плакатистов. Как пишет искусствовед Анна Каск, семья была «достаточно обеспеченной и образованной, ... могла себе позволить обучать детей французскому, немецкому и английскому языкам, поощрять их увлечение рисованием».
Константин рисовать начал в пять лет — учителя отмечали несомненный талант мальчика. Мама всячески поддерживала сына в этом начинании. Еще одним увлечением Кости были иностранные языки, мальчик живо болтал на французском, английском, немецком и итальянском. Как чувствовал, что в будущем эти знания станут для него ступеньками к успеху.
Есенин, Дункан и Нью-Йорк
Гимназию он закончил в Ростове и, как положено в богатой армянской семье, завершать образование отправился в московский университет. Но грянула октябрьская революция. Костя вернулся домой, в Нахичевань, и пошел работать — конечно, художником.
В 17 лет Аладжалов уже сотрудничал с ростовскими журналами «Искусство» и «Донская волна». В сохранившихся в архивах изданиях среди имен других художников значится и его имя.
Константин пробовал себя в живописи, его картины брали на выставки. Юным дарованием заинтересовалась и новая власть. Аладжалову поручали рисовать портреты вождей: Лениными и Троцкими от молодого художника были украшены многие клубы и здания донского края. И для души рисовать не переставал, особенно, людей, которые ему нравились. Например, в 1920 году он познакомился с Сергеем Есениным и нарисовал довольно необычный портрет поэта.
Рисунок к семье Есенина попал только в 1929 году, поэт Давид Бурлюк упоминал, что создан Аладжаловым портрет был в поезде. Подробности, к сожалению, неизвестны.
«Большевики призвали Аладжалова вести политическую пропаганду в южнорусских деревнях. Он писал настенные изображения и плакаты до тех пор, пока в 1920 году не сбежал в Персию (ныне северный Иран)», — так рассказывает о нем американский журнал The Saturday Evening Post, ставший позднее его постоянным местом работы.
Из Персии Аладжалова тоже выгнали политические события, художник двинулся в Константинополь (ныне Стамбул, Турция).
«Константинопольская эпоха Аладжалова была эпохой крайней нищеты. Художник был благодарен за стакан козьего молока или небольшую порцию еды в качестве оплаты за плакаты. Однажды он заметил, что русские князья бродили по улицам в серых фланелевых пижамах, предоставленных американским Красным Крестом. Он основал для помощи им Клуб русских художников... Через два года Константин скопил достаточно денег, 100 долларов, чтобы отправиться в Нью-Йорк. Приехав в 1923 году с 5 долларами в кармане, художник столкнулся на Бродвее с другом детства», — пишет The Saturday Evening Post.
Кто был этим приятелем, неизвестно. Но работал этот человек у самой знаменитой танцовщицы Айседоры Дункан, бывшей тогда уже замужем за Есениным. Тут Аладжалову и пригодилось мимолетное знакомство с поэтом. Не прошло и недели, как русского юношу с отличным знанием английского языка пригласили оформить ресторан. А потом еще один и еще, а за ним и знаменитый ночной клуб светской львицы из эмигрантов, графини Анны Заренковой. И имя Аладжалова уже знала вся богема Нью-Йорка.
Нормальные обложки
Всего через три года бывшего ростовчанина позвали в The New Yorker. Сначала брали его зарисовки в рубрику «О чем говорит город». Свою первую обложку журнала он нарисовал в сентябре 1926 года — в 25 лет! Аладжалов на ней изобразил американца в смокинге, который, морщась, слушает музицирующую даму.
«Как правило, работа над обложкой начиналась с коллегиального утверждения идеи в виде эскиза или словесного описания. Далеко не всегда и не все художники воплощали собственные замыслы... Но 95% обложек Аладжалова придуманы им самим», — пишет Анна Каск.
Почему его обложки так нравились читателям? Просто они видели на них себя. Основатель и главред The New Yorker Гарольд Росс требовал от художников рисовать «нормальных людей, делающих нормальные вещи в нормальных местах».
Его иллюстрации публиковали и другие известные издания США — Vanity Fair, Vogue, House & Garden, Fortune, уже упомянутый The Saturday Evening Post.
«Его работа была настолько востребована, что он оказался в уникальной ситуации преодоления традиционной контрактной эксклюзивности между The New Yorker и The Saturday Evening Post», — так объясняет Post развитие карьеры художника. И это в самом деле единственный такой случай. Ни до, ни после журналы-конкуренты не пользовались услугами одного и того же иллюстратора.
Круг Аладжалова
Несмотря на оглушительный успех в профессии иллюстратора, Аладжалов продолжал виртуозно и увлеченно расписывать стены и не только их. В 1940 году он разрисовал целый круизный лайнер, а собственный дом был изукрашен так стильно и необычно, что фотографии домашнего интерьера русского американца попали на страницы Vogue.
Константин Аладжалов иллюстрировал книжки, писал картины, растил смену молодых художников — и во всем этом добился немалого успеха. Несмотря на русский акцент, от которого успешному американскому художнику, так и не удалось избавиться, в Америке XX века он стал по-настоящему своим.
Ростовчанин был заядлым путешественником: объехал полмира, в те времена это было не так просто, как сейчас, но трудности его только подстегивали. И Аладжалов никогда не отказывался своих корней. До конца жизни ближайший круг его общения составляли русские эмигранты, да и с оставшимися на родине братьями и их семьями он поддерживал отношения — насколько это было возможно в условиях «железного занавеса».
Аладжалов прожил долгую и яркую жизнь. Даже на пенсии находил себе всё новые и новые хобби: играл на фортепиано, скакал на лошади, занимался плаванием и теннисом. Умер он уже очень пожилым — в октябре 1987 года, в маленьком городке Амения в США.
Картины, плакаты и иллюстрации уроженца Нахичевани сегодня выставлены во многих музеях США, в исследовательском Смитсоновском университете. А Бостонскому он завещал деньги на стипендию своего имени. И может быть Константин Аладжалов таким образом хотел, пусть через время, протянуть руку помощи кому-то талантливому, как протянула ему руку жена русского поэта Айседора Дункан в далеком 1923 году.