«Очень страшное кино». «АиФ» поработал добровольцем в лагере для беженцев

Уже четвёртую неделю в Ростовскую область едут и идут беженцы из Мариуполя. За сутки таможенный пункт в районе Весёло-Вознесенки переходят не меньше тысячи человек. Кроме МЧС беженцам помогают и волонтёры. Корреспондент «АиФ-Ростов» тоже записалась в добровольцы.

Одинаковы с лица

Фамилия у неё была Ломакина. И нас обеих, Ломакиных, это рассмешило. Наталья Георгиевна Ломакина из балетных. После сорока лет стала учительницей танцев, вела несколько коллективов. Мы начали искать родственников и поняли, что это можно делать бесконечно: Ломакиных на южной стороне бывшего СССР примерно столько же, сколько в центральной части России Сидоровых.

Но от этого разговора нам стало легче: и мне, только заступившей на волонтёрскую смену в столовую, и Наталье Георгиевне, сидящей на пластиковом стульчике у нас в палатке-столовой. Свет тогда ещё не провели, но в полутьме я всё равно её выделила: ровная спина, сложенные, словно крылья, руки. Из сумки выглядывал, как потом выяснилось, дневник. Наталья Георгиевна в последние годы аккуратно записывала в него всё, что происходит: кто жив, кто ушёл, кто и когда стреляет, сколько еды осталось в доме. И про валежник...

Ближе к холодам она, балерина, научилась ползком – пока нет обстрелов – носить воду с родника и собирать палочки для костра, чтобы приготовить еду или погреться.

– За месяц в подвале и не такому научишься, — шутит.

– Но свой подвал - это роскошь, там же банки с едой! – вмешалась соседка Александра Сергеевна. – Мы жили в многоэтажке. Так у нас в подвале крысы! Председатель, как началось, уехал куда-то, дом бросил. А мы не могли уехать, принесли двери, палки, чтобы крыс гонять.

Александра Сергеевна – акушерка на пенсии. Она ждет своих родственников и гладит тревожащуюся на коленях дворнягу. Собака настолько боится обстрелов, что не отходит от Александры Сергеевны. Та во время взрывов ложилась на пол в простенке и подгребала под себя питомицу. Так обе выжили, потом вдвоём перешли границу и оказались у нас, в палатке, где кормят тех, кто едет дальше.

700 добровольных помощников

Дальше – это 25 регионов России. Ростовская область переполнена под завязку. Но этим женщинам повезло: обеих забирают родные. Украинская связь в России не работает, поэтому связаться с родными людям помогают волонтёры. В данном случае звонили с моего телефона, договорились о месте встречи – оставалось ждать.

Волонтёрский лагерь работает на границе с первого дня, потому что поток людей очень большой и одними силами МЧС бы не справились. Иногда люди заходят на нашу территорию буквально в шлёпанцах и паспортом в руках. Те, кто стоят на границе сутками на машинах (в нашей смене была семья, которая стояла в очереди девять суток плюс трое суток они добирались до границы), выходят совершенно очумевшие. И тут им важна не только первая тарелка супа, влажные салфетки, но и обычное человеческое участие. Эти элементарные вещи и делают волонтёры.

Сейчас в группе больше 700 добровольцев. А начиналось всё с троих – когда в Таганрог поехали первые автобусы с беженцами, местный житель Олег Подгорный прибыл в место распределения с бутылками воды, колбасой, хлебом, печеньем. За три недели всё отлажено, как часовой механизм: работа идёт на кухне, в столовой, на складе и в нейтральной зоне, с прибывающими. 

Нам с подругой досталась столовая – на обед сегодня суп-лапша с зеленью, гречка, соленья, бутерброды, компот.

Суп пользовался особой популярностью – некоторые из гостей походной столовой не видели горячего больше месяца. Другие организовывались в волонтёрские отряды и варили обеды во дворах разбитых многоэтажек. Каждый приносил в общий котёл, что может. В разбитых магазинах добывали продукты - к концу марта, когда большая часть зданий была уже разбита, это не считалось мародёрством. Продукты часто добывали дети. Они же придумали тушить сидром из баклажек пожары – напор в них большой, тушили хорошо.

– Вот так можно отучить детей от планшетов, — пошутила одна из мам-старожилов.

«Наш мозг нас жалеет»

Старожилы лагеря волонтёров – это люди, которые задержались тут на несколько суток в ожидании родных, что всё ещё стоят на границе. Они уже знают всё и, как говорят сами, работают, чтобы не думать о прошлом и особенно о будущем. Но не думать всё равно не получается. Поэтому разговоры в столовой крутятся именно об этом: как случилось, что люди с одинаковыми фамилиями вдруг оказались по разные стороны барьера?

Но ответа на последний вопрос нет. Есть истории выдавленных из своей жизни мирных людей и есть их тихая горячая благодарность за плошку горячего супа, горсть конфет и подгузники. А вот слёз нет.

– Вы меня почему-то не спросили, как мы держимся? Почему не плачем? – говорила мне Наталья Георгиевна Ломакина. – А я вам отвечу – мы не верим. Наш мозг нас жалеет и воспринимает всё, как кино. Да, я в кино.

У моей большой семьи больше нет ни одного дома, мы не знаем, что с нашими родственниками. По улицам, где лежат трупы, я ходила за водой. Может ли человек в наше время воспринимать это, как что-то нормальное? Нет-нет, это кино. Только так и держимся. А что будет, когда очнёмся, не знаю...

... Наталью Георгиевну Ломакину через полтора часа забрала внучка. Им обоим предстоит дождаться детей Натальи Георгиевны, которые потерялись во время побега из Мариуполя.