Александр Григорьевич Федотов живёт в музее. Нет, он не сторож и не увлечённый хранитель старины. Он просто по-настоящему любит свою жену. Любит настолько, что их семейную квартиру пенсионер превратил в музей.
- Чудной он какой-то, - с усмешкой говорят семикаракорцы. - Люся его самая обычная была. В школе работала. Жили как все. А после её смерти он днём и ночью её портреты рисует и стихи о ней сочиняет...
Говорят-то говорят, но в домашнем музее побывали многие. И мало кто остался равнодушным. Набранная на трафарете биография в рамке, любимые стихи Людмилы, личные вещи и любовно инкрустированная деревом дверь с табличкой "Музей Люси".
- Она была у меня красавица, умница, голос бархатный, - говорит Александр Григорьевич. - Вы знаете, я к женщинам всегда интерес проявлял. А как встретил её, душа перевернулась. Никого, кроме неё, не замечал...
"Я в жёны брал не домработницу..."
Их жизнь похожа на сотни историй о любви. Лейтенант Федотов долго добивался внимания студентки пединститута. За сотни километров приезжал к ней, чтобы только взглянуть на любимую, дарил цветы, читал стихи... Наконец свадьба, двое детей, дом, где он был и хозяином и хозяйкой. И гвоздь забить, и борщ сварить, и заготовки сделать - всё он.
- Я же себе не домработницу брал в жёны, а любимую женщину, - отмахивался Александр от недоумённых взглядов соседей.
"После её смерти не знал, как жить дальше..."
В шестьдесят пять её не стало. Рак лёгкого. Два года они вместе боролись со смертельным недугом.
- Возил я свою Люсю на лечение. Жили тогда в частном доме, я печку топил до трёх ночи, чтобы не остывало, чтоб Люсеньке тепло было, и купал её там, чтоб ей легче дышалось, - вспоминает Александр Григорьевич. - Она ни разу не пожаловалась, надеялась до последнего. И я вместе с ней...
С тех пор прошло пятнадцать лет. Сначала тянулась длинная череда серых будней с редкими яркими пятнами. Вот отыскал Люсины любимые серьги. Вот вспомнил, как она смеётся звонким колокольчиком. А потом он взял в руки кисти. Мазок, ещё мазок. И вскоре с портрета смотрит статная женщина. На мой взгляд, не красавица. Но для мужа она единственная. Поэтому самая-самая...
- После её смерти не знал, как жить дальше, и тогда пришла мысль о музее, - говорит художник-самоучка. - А почему нет? Она необычный человек, её любили все за доброту, ум и кротость необыкновенную. Никого не оскорбила ни словом, ни делом. Святая...
На столе у Александра Григорьевича лежит папка с описью музейных экспонатов. Рядом фотографии, наброски новых стихов... "Я тебя, как хрустальную вазу с родниковой водой, берегу..."
"Когда рисую, чувствую, что она рядом..."
Я слушаю этого седовласого мужчину с армейской выправкой и вспоминаю иронию станичников: "Кака-така любовь?" А вот "така" - до конца, до края. И не каждому она даётся, а тем более не каждый умеет её пронести через годы не расплескав...
- Когда рисую, чувствую, что она рядом. Будто и не было этих лет одиночества, будто сейчас откроется дверь и она войдёт, - еле сдерживает слёзы художник. - А ещё очень боюсь, что после моей смерти её забудут. Поэтому сделал всё, чтобы жизнь музея моей жены продолжалась. За ним будут следить дети, а потом и внуки. Я письменное обещание с них взял. И верю, что так и будет. Ведь моя Люсенька этого достойна...
Сильная от... бессилия