Бабушка в жёлтом плаще, зажатая между двумя иномарками. Склонившийся над запчастями мастер. Загоревшие до черноты работяги перекладывают плитку. Безработный на фоне доски с объявлениями. Человек с пакетом сетевого магазина. Где бы не выставлялся его цикл «Ростовские контрасты», это всегда успех и повышенное внимание публики. Потому что люди с картин Александра Савеленко узнаваемые, близкие и понятные – настоящие. Часто персонажи списаны с реальных людей. К примеру, когда работы появились в галерее «Ростов», посмотреть на себя приходил грузчик со Старого базара. Оценил, привёл товарищей. Рыночный ареопаг остался доволен.
Корреспондент «АиФ-Ростов» побывала в мастерской Александра Савеленко и поговорила о живописи, уходящей натуре и ростовском характере.
«На земле» и не только
Светлана Ломакина, «АиФ-Ростов»: Александр, люблю ваши работы уже года два. Особенно портреты. А началось после выставки «Ростовские контрасты». Ростов пишут много, но так не писал никто. Как родилась серия?
Александр Савеленко: Цикл начался с «Привередливого покупателя». В 2015 году я писал «Размышления о людях и вещах» – там изображена барахолка. Картина вытянутая: идут люди, на земле лежат вещи. И этот персонаж, мужчина в шляпе и гавайской рубахе, должен был тоже быть среди них. Но он настолько харизматичный, что все остальные персонажи на его фоне поблекли бы. Я решил написать его отдельно, а дальше уже сами собой появлялись сюжеты, идеи. Они приходят до сих пор, просто ждут своего часа.
– Вы пишете простых людей. А сами из обычной семьи или из творческой?
– Я из обычной ростовской семьи. Папа – инженер, работал в «Градиенте» вместе с мамой. Брат у меня есть. Когда я начал рисовать, никто не придавал этому особенного значения. В детстве же все рисуют. Я ходил на уроки живописи в Дом пионеров, потом в художку, затем в школу им. Чиненовых – там учился четыре года, и это действительно, сильно повлияло на меня. У нас преподавал Станислав Валентинович Нестеров, советский и российский художник, график, плакатист. Он нам привил любовь к живописи и заложил нравственные основы, научил дисциплине – это важно для художника. Меня часто спрашивают, какой институт оканчивали: суриковский или репинский? Мне, конечно, приятно, но я окончил архитектурный. А основная моя школа – это училище Грекова. Там мы попали к ещё одному маэстро – Валентину Ивановичу Мамонтову, и, несмотря на то, что мы дизайнеры, гонял он нас как живописцев. Много писали, начали участвовать в выставках, создали с сокурсниками группу «На земле» – сейчас мы в разных городах, но группа существует. А в 2012 году в 26 лет я пришёл преподавать, думал, что случится это лет в 50 (смеётся). Но мне преподавать нравится.
– «На земле» – очень хорошее название. Это же о том, что вы пишете людей «от земли»?
– Да, во второй половине ХIХ века было такое направление в России как почвенничество: началось оно с литературы, а потом пришло и в изобразительное искусство. Почвенники считали, что нас спасёт возвращение к корням, к традициям. Мы тоже близки к этой мысли: стоим на земле, пишем о земле и людях, которые рядом с нами.
Доля тщеславия и работа над ошибками
– Вы член Союза художников. Что это сегодня даёт?
– Мастерскую. Их не так много, но мне повезло, нашлась свободная. От союза проходят выставки. Когда участвуешь в большой выставке, то висишь с профессионалами высокого уровня, смотришь на их картины, на свои и тут же видишь недостатки. Особенно, если рядом работы братьев Ткачёвых. Сергей и Алексей – живые легенды. Одному 98 лет, другому – 96. Они родились в глубинке, под Брянском, поскольку были очень талантливы, их заметили, братья перебрались в Москву. Сергей – художник острой живописной манеры, он тяготеет к масштабным полотнам. Алексей – лирик, тонкий живописец. Работая вместе, они представляют «феномен братьев Ткачёвых». Их работы забыть невозможно. А герои картин – обычные люди, места действия тоже привычные. Так вот, мне повезло выставляться вместе с ними, и на их фоне я провёл свою работу над ошибками. Это очень полезно для творческого роста.
– Глупость спрошу. Что, кроме морального удовлетворения, художнику даёт выставка?
– Как говорит Сергей Александрович Гавриляченко (наш земляк, народный художник, теоретик искусства), художник должен получить какую-то долю тщеславия. Если он работает в стол, то, вроде бы, не существует. Иногда на выставке можно что-то продать. Если ты выставляешься в Москве, тебя начинают узнавать: могут что-то купить или заказать.
– Что чаще всего заказывают?
– Заказывают портреты, а покупают то, что людей окружает: пейзажи, виды города, натюрморты. Более сложные, более удачные, на мой взгляд, работы люди часто не понимают. Это, как в музыке: поп популярен, потому что мелодия незамысловатая, над ней не надо думать.
– Ну, раз мы в мастерской, покажите пример такой работы – удачной для вас и непонятной для рядового зрителя.
– Покажу, но сразу скажу, что ни одна моя работа не нравится мне на сто процентов, всегда хочется что-то изменить, – Александр отошёл к стеллажу и вернулся с «Лунной ночью» – чёрные домики, чёрное небо, луна. – Работа тёмная. Но она светится. Я поймал нужный свет, мечта сбылась.
– От какого заказа вы можете отказаться?
– Не очень люблю писать портреты по фотографии, но если это сюрприз, приходится. Бывает приносят фото, где лицо со спичечную головку, от таких заказов я отказываюсь. Если мне позирует человек, то тут уже интереснее – надо разгадать его характер, выделить основную черту. Бывает, цепляешься за что-то сразу, а иногда приходится подумать, поискать. Сложнее всего рисовать людей с правильными пропорциями, когда нет ничего особенно выдающегося: носа, скул, губ. У меня, к примеру, можно за уши зацепиться, нос с горбинкой – тоже хорошо.
– А бывает такое, что вы идёте по улице, видите человека и думаете: я хочу его написать?
– Бывает. И с людьми, и с местами. Тогда я останавливаюсь и делаю набросок. И практически все пейзажи (кроме больших полотен) пишу с натуры. И студентов учу, что только так можно увидеть и перенести на холст живую фактуру, цвет. У меня много видов старого Ростова. Рядом с домом Врангеля было здание – я успел его нарисовать до того как его снесли и поставили на это место очередную многоэтажку. Таких примеров немало, просто адреса я не помню: вижу дом, солнце через листья падает, тени интересные – встал и сделал набросок. А потом даже сложно вспомнить, где это.
«Иди и работай!»
– Вы преподаёте в училище Грекова. Что спрашивают студенты?
– То же, что и вы. Плюс думают о будущем. Я пытаюсь им внушить, что они должны как можно раньше начинать участвовать в выставках. И чтобы нацеливались на Москву и Питер. Потому что путь, который я прошёл, не самый простой. Ещё настоятельно рекомендую ходить в Третьяковку. Особенно тем, у кого есть мания величия: всё очень быстро встаёт на место, когда смотришь, как писали художники прошлых веков и как пишешь ты.
– Я слышала, что научить рисовать можно любого. Да?
– Технически да, но думать, составлять композицию можно только, если ты одарён. Нужно мыслить как художник, видеть цвет, его чувствовать – это в некотором смысле другой способ жизни.
– Как выстраиваете свой график работы?
– Да как-то нет чего-то особенного. Хотелось бы активнее работать, чтобы на каждой выставке я показывал что-то новое. Больше всего я написал в Тверской области, на академической даче Репина. Там тебе дают мастерскую, кормят, и – пиши хоть сутки, никто не отвлекает. Ну, пьющие художники разве что заглянут.
– А вы, судя по форме, не пьёте?
– Могу выпить в компании, но не увлекаюсь. Во время пандемии я написал картину – там много бутылок на фоне окна, маска. Приметы того времени. И в Инстаграме спрашивали: «А вы не боитесь, что подумают, что вы алкоголик?» Не боюсь – тут же по бутылкам видно, сколько я пью. Вообще, люди порой задают очень странные вопросы. Многие же до сих пор не воспринимают художника как человека, полезного обществу. Помню как-то на набережной в ветреный день, когда всё улетало и падало и настроение было плохое, подошёл мужик и добил: «Чё ты тут стоишь, иди работай!» Я еле сдержался.
– Ну, тоже, получается, ваш герой? Харизматичный. Написали бы?
– Успокоился и написал бы (смеётся). Ростовские контрасты в этом же и есть.