Писателя Данила Корецкого широкой публике представлять не нужно: недавно он выпустил свою шестидесятую книгу, а поклонники уже в предвкушении шестьдесят первой.
Общий тираж его произведений перевалил за 20 млн экземпляров. Гораздо меньше людей знают, что Корецкий несколько лет назад возглавил региональную комиссию по вопросам помилования, в которой работал с 2002 года.
Казнить нельзя помиловать
В конце июля комиссия по вопросам помилования в Ростовской области рекомендовала губернатору поддержать ходатайство о помиловании осуждённой пенсионерки. Новость подхватили все СМИ. Но на самом деле говорить о том, что женщина вот-вот выйдет на свободу, рано. Во-первых, инициативу комиссии должен одобрить донской глава. Затем, в положительном случае, она будет передана уже на рассмотрение президента Владимира Путина. Только глава государства имеет право помиловать заключённого. Но из тысячи прошений лишь единицы получают одобрение. Сами же сидельцы любят шутить, что шансы получить помилование равны выигрышу в миллионной лотерее. И они действительно небольшие: за последние одиннадцать лет на Дону помиловали лишь одного человека. Зачем тогда нужна комиссия при такой низкой эффективности, корреспондент «АиФ на Дону» узнал у заслуженного юриста России, доктора юридических наук, профессора и писателя Данила Корецкого.
– Данил Аркадьевич, в чём состоит роль комиссии по вопросам помилования?
– Комиссии, которые сейчас существуют в субъектах Российской Федерации, производят предварительный отбор лиц, обратившихся за помилованием к президенту. Члены комиссий взвешивают все обстоятельства, начиная с характера преступления до поведения заключённого в местах отбывания наказания. Имеет значение даже позиция потерпевших от его деяний. И только после этого выносится решение – рекомендовать либо не рекомендовать заявителя к помилованию. Затем это решение утверждает губернатор субъекта федерации, и оно направляется в администрацию президента, который и принимает решение по существу.
– А кто входит в комиссию? Складывается ощущение, что в ней мало общественников, в основном, госслужащие, ангажированные на выполнение указаний свыше.
– В нашей комиссии директора библиотеки и музея, председатель общества ветеранов, уполномоченный по правам человека, журналист, профессор ЮФУ, священник, казачий атаман, три пенсионера. В мировой практике помилование применяют примерно к 4–6% лиц, подавших такие ходатайства. Акт помилования – это исключительный акт, и для того, чтобы он был применён, требуются весьма существенные обстоятельства. Но так было не всегда. В своё время в России существовала единая комиссия по помилованию, которая находилась в Москве и практиковала массовые рекомендации к помилованию. Возглавлял её долгие годы известный писатель Анатолий Приставкин.
Судят по делам их
– Торжество гуманизма!
– Я бы так не сказал. С 1992‑го по 2001 год было помиловано 69 856 осуждённых, причём в их числе – и убийцы, и бандиты, и захватчики заложников, и похитители. Действительно, наблюдалась тенденция к избыточному проявлению гуманности, даже к особо опасным преступникам. Это вызывало, мягко говоря, недоумение в обществе. Были сомнения и в качестве рассмотрения материалов. На одном заседании рассматривалось, например, по 400–500 обращений! Как возможно отработать столько? Даже если пять минут уделить каждому, то надо заседать несколько суток подряд! В то время в одном интервью я сказал совершенно очевидную для юристов вещь: работа всех правоохранительных органов, да и данной комиссии, определяется уголовной политикой государства. Изменится уголовная политика – изменится и практика помилований.
– Значит, недаром в 2001 году систему изменили и единую комиссию расформировали?
– Да. Вместо этого появились комиссии в субъектах федерации. После этого нагрузка значительно уменьшилась, а подход к рассмотрению ходатайств осуждённых стал более взыскательным. Сейчас лицам, совершившим тяжкие преступления, так же трудно пройти сквозь фильтр комиссии, как библейскому верблюду через игольное ушко. А ведь 87% обратившихся за помилованием – это лица, совершившие тяжкие и особо тяжкие преступления, 54% отбыли меньше половины назначенного судом срока. Конечно, они пытаются изобразить из себя невинных агнцев: вспоминают о детях и престарелых родителях, ссылаются на свои прошлые спортивные достижения, обещают стать полезными членами общества. Вот, например, молодой человек, осуждённый за крайне циничное и жестокое изнасилование, в своем ходатайстве пишет что-то, вроде, конечно, по приговору у вас может создаться превратное впечатление обо мне, но на самом деле я и хорошо учился, и спортсмен, и люблю животных, и перевожу бабушек через дорогу… Вполне понятно, что оценке подлежат не слова осуждённого, а его дела. Естественно, что при новых подходах значительно сократилось число помилованных.
– Может быть, нужна какая-то дополнительная проверка всех обстоятельств?
– Специалисты проводят, в том числе и такую работу. Могу привести совсем недавний пример. Осуждённый за мошенничество отставной офицер написал, что он ветеран боевых действий, имеет боевые награды, ранения, устранял последствия землетрясения в Спитаке, выполнял работу за рубежом, и, если его освободят, готов служить государству, неся военную службу. Его заслуги привлекли внимание: он вполне мог быть кандидатом на рекомендацию к помилованию. Член комиссии встретился с ним, мужчина рассказал о своём боевом пути, показал шрамы от ранений. Но когда сотрудники отдела стали более пристально проверять изложенные им обстоятельства, то всё оказалось блефом: никаким ветераном боевых действий он не был, награждён только юбилейной медалью, ранений не имеет, а шрамы – следы операций. Мошенники вообще умеют окружать себя таким ореолом незаурядной личности. Любопытно, что за него просила даже потерпевшая. Но в данном случае было отброшено всё, что не соответствует действительности, и ходатайство не поддержали.
Горбатого не исправить?
– А можно ли как-то повлиять на комиссию и всё же добиться ходатайства?
– За двадцать лет был один случай, когда местный депутат достаточно одиозной репутации пришёл на заседание комиссии. Влиять на рассмотрение дела он не мог, но всячески советовал рекомендовать к помилованию, как он выражался, «хорошего молодого человека». Стоит отметить, что «хороший молодой человек» руководил преступной группой наркоторговцев и во время разборки с конкурирующей ОПГ в перестрелке убил их руководителя. Естественно, ходатаю задали вопрос: «Как соотносится характер особо тяжких деяний осуждённого с вашим ходатайством?» Внятного объяснения не последовало, прошение поддержано не было. А через несколько лет и сам депутат стал фигурантом уголовного дела, был объявлен в розыск, но успел скрыться за пределами Российской Федерации. Ну, и стоит понимать, что комиссия с некоторыми оговорками является низшим звеном президентской вертикали власти. Решение принимает только глава страны.
– На Дону за двадцать лет работы комиссии было рекомендовано к помилованию лишь 79 человек, а под указ президента РФ попали только 13! Такое ощущение, что маятник качнулся в другую сторону, после тысяч помилованных – теперь единицы.
– Имейте в виду, что с просьбой о помиловании обращаются, в основном, те, кто совершил тяжкие преступления. Это осуждённые молодые – от 25 до 35 лет, и этот возраст наиболее криминогенно активен. К тому же, я не отрицаю, что правоохранительная сфера имеет много проблем. Моя аспирантка даже защитила по данной теме кандидатскую диссертацию. В ней рассматривалась правовая природа помилования и связанных с ним правоотношений, анализировались данные о личности осуждённых, обратившихся за помилованием, а также правоохранительная практика. Оказалось, что ранее уже привлекался к уголовной ответственности почти каждый второй. Из них 47% изначально получили условную меру наказания, и большая часть преступников (76%) вернулись на кривую дорожку как раз в период условного осуждения.